ВЗЯТЬЕ КАЗАНСКОЕ ЦАРСТВО
Середи было Казанскова царства
Что стояли белокаменны полаты,
А из спал(ь)ны белокаменной полаты
Ото сна тут царица пробужалася,
Царица Елена Семиону-царю она сон рассказала:
«А и ты встань, Семиен-царь, пробудися!
Что начесь мне, царице, мало спалося,
В сновиденьице много виделося:
Как от сильнова Московскова царства
Кабы сизой орлишша стрепенулся,
Кабы грозная туча подымалась,
Что на наше ведь царство наплывала».
А из сильнова Московскова царства
Подымался великой князь московски,
А Иван сударь Васильевич прозритель,
Со темя ли пехотными полками,
Что со старыми славными казаками,
Подходили под Казанское царство за пятнадцать верст,
Становились оне подкопью под Булат-реку,
Подходили под другую под реку под Казанку;
С черным порохом бочки закатали,
А и под гору их становили,
Подводили под Казанское царство,
Воску ярова свечу становили,
А другую ведь на поле в лагире;
Еще на поле свеча-та сгорела,
А в земле-та идет свеча тишея.
Воспалился тут великий князь московский,
Князь Иван сударь Васильевич прозритель,
И зачел конанеров тут казнити,
Что начался от кананеров измена.
Что большой за меньшова хоронился,
От меньшева ему, князю, ответу нету,
Еще тут ли молодой конанер выступа лея:
«Ты великий, сударь-князь московский!
Не вели ты нас, конанеров, казнити:
Что на ветре свеча горит скорее,
А в земле-та свеча идет тишее».
Позадумался князь московски,
Он и стал те-та речи размышляти собою,
Еще как бы это дело оттянути.
Оне те-та речи говорили,
Догорела в земле свеча воску ярова
До тоя-та бочки с черным порохом;
Принималися бочки с черным порохом,
Подымала высокую гору-ту,
Разбросала белокаменны полаты.
И бежал тут велики князь московски
На тое ли высокую гору-ту,
Где стояли царские полаты.
Что царица Елена догадалась:
Она сыпала соли на ковригу,
Она с радостью московскаго князя встречала,
А таво ли Ивана сударь Васильевича прозрителя.
И за то он царицу пожаловал
И привел в крещеную веру.
В монастырь царицу постригли,
А за гордость царя Симеена,
Что не встретил Беликова князя,
Он и вынял ясны очи косицами,
Он и взял с него царскую корону,
И снял царскую перфиду,
Он царской костыль в руки принел.
И в то время князь воцарился
И насел в Московское царство,
Что тогда-де Москва основалася,
И с тех пор великая слава.
ПОД КАНАТОПОМ ПОД ГОРОДОМ
За рекою, переправою,
За деревнею Сосновкою,
Под Конотопом под городом,
Под стеною белокаменной,
На лугах, лугах зеленыех
Тут стоят полки царские,
Все полки государевы,
Да и роты были дворянские.
А из далеча-далеча, из чиста поля,
Из тово ли из роздолья Широкова,
Кабы черныя вороны тобуном тобунилися, —
Собирались-съезжались
Калмыки со башкирцами,
Напущалися татарове На полки государевы.
Оне спрашивают, татарове,
Из полков государевых Себе сопротивника,
А из полку государева
Сопротивника не выбрали
Не из стрельцов, не из салдат-молодцов.
Втапоры выезжал Пожарской князь,
Князь Семен Романович,
Он боярин большей словет Пожарской князь.
Выезжал он на вылозку Сопротив татарина
И злодея наез(д)ника.
А татарин у себя держит в руках Копье вострое,
А славны Пожарски(й) — князь —
Одну саблю вострую Во рученьки правыя.
Как два ясныя соколы В чистом поле с лета лися,
А съезжались в чистом поле
Пожарской-боярин с татарином.
Помогай, бог, князю Семену Романовичу Пожарскому!
Своей саблей вострою,
Он отводил востро копье татарское
И срубил ему голову,
Что татарину-наез(д)нику.
А завыли злы татарове поганыя:
Убил у них наез(д)ника,
Что не славнова татарина.
А злы татарове крымския,
Оне злы да лукавые:
Подстрелили добра коня
У Семена Пожарскова.
Падает ево окарачь доброй конь,
Воскричит Пожарской-князь
Во полки государевы:
«А и вы, салдаты новобраные,
Вы стрельцы государевы!
Подведите мне добра коня,
Увезите Пожарскова,
Увезите во полки государевы!».
Злы татарове крымские,
Оне злы да лукавые,
А металися грудою,
Полонили князя Пожарскова,
Увезли ево во свои степи крымския,
К самому хану крымскому,
Деревенской шишиморы.
Ево стал он допрашивать:
«А и гой еси, Пожарской-князь,
Князь Семен Романович!
Послужи мне верою,
Да ты верою-правдою,
Заочью не изменою,
Еще как ты царю служил,
Да царю своему белому,
А и так-та ты мне служи,
Самому хану крымскому,
Я ведь буду тебе жаловать
Златом и серебром,
Да и женки прелес(т)ными,
И душами красными девицами!».
Отвечает Пожарской-князь
Самому хану крымскому:
«А и гой еси, крымской хан,
Деревенской шишимары!
Я бы рад тебе служить,
Самому хану крымскому,
Коба не скованы мои резвы ноги,
Да не связаны белы руки
Во чембуры шелковыя;
Кабы мне сабелька вострая, —
Послужил бы тебе верою
На твоей буйной голове,
Я срубил (бы) тебе буйну голову!».
Скричит тут крымской хам,
Деревенской шишимары:
«А и вы, татары поганыя!
Увезите Пожарскова на горы высокая,
Срубите ему голову,
Изрубите ево бело тело
Во части во мелкие,
Разбросайте Пожарскова
По далече чисту полю!».
Кабы черныя вороны
Закричали-загайкали,
Ухватили татарове Князя Семена Пожарскова,
Повезли ево татарове
Оне на гору высокую,
Сказнили татарове Князя Семена Пожарскова,
Отрубили буйну голову,
Иссекли бело тело
Во части во мелкия,
Разбросали Пожарскова
По далече чисту полю,
Оне сами уехали
К самому хаму крымскому.
Оне день-другой не идут,
Никто не проведает,
А из полку было государева,
Казаки двоя выбрались,
Эти двоя казаки-молодцы,
Оне на гору пешком пошли,
И [в]зошли тута на гору высокую,
И увидели те молодцы
То ведь тело Пожарскова:
Голова его по собе лежит,
Руки, ноги разбросаны,
А ево бело тело во части изрублено
И разбросано по раздолью широкому.
Эти казаки-молодцы ево тело собрали,
Да в одно место складовали,
Оне сняли с себя липовой луб
Да и тут положили ево,
Увезали липовой луб накрепко,
Понесли ево, Пожарского,
(К) Конотопу ко городу.
В Конотопе-городе
Пригодился там епископ быть,
Собирал он, епископ, попов и дьяконов
И церковных причетников
И тем казакам, удалым молодцам,
Приказал обмыть тело Пожарскова.
И склали ево бело тело в домовище дубовое,
И покрыли тою крышкою белодубовою.
А и тут люди дивов а лися,
Что ево тело вместо срасталося.
Отпевавши надлежащее погребение,
Бело тело ево погребли во сыру землю
И пропели петье вечное
Тому князю Пожарскому.