Читать онлайн "Сборник Кирши Данилова" - Автор неизвестен - RuLit

Кабы по гарам, горам, по высокием горам, Кабы по далам, долам, по широкием долам, А и покрай было моря синева И по тем по хорошием зеленым лугам, Тут ходила-гуляла душа красная девица, А копала она коренья-зелья лютое. Она мыла те кореньица в синем море, А сушила кореньица в муравленой печи, Растирала те коренья во серебряном кубце, Разводила те кореньица меды сладкими, Рассычала коренья белым сахором И хотела извести своего недруга. Невзначае извела своего друга милова, Она по роду братца родимова. И росплачится девица над молодцом, Она плачет, девица, убиваючи, Она жалобна, девица, причитаючи: «Занапрасно головушка погибнула!».

Перед нашими широкими воротами А утоптана трава, утолочена мурава, А(щ)ипаны цветочки лазоревые. Еще кто траву стоптал, кто мураву столочил? Сотоптала-столочила красная девица душа, Стоючи она с надежею, с милым другом. Он держал красну девицу за белы ручки И за хороши за перстни злаченыя, Цел овал-мил овал, ко сер(д)цу прижимал, Называл красну девицу животом своим. И проговорит девица-душа красная: «Ты надежа мой, надежа, сердечной друг! А не честь твоя хвала молодецкая — Без числа больно, надежа, упиваешься, А и ты мной, красной девицей, похваляишься; А и ты будто надо мной все насмехаешься!». Ему тута молодцу за беду стало, Как он бьет красну девицу по белу ее лицу: Он расшиб у девицы лицо белое, Проливал у девицы кровь горячую, Замарал на девицы платье цветное. Расплачится девица перед молодцом: «Когда тебе девица не в любви пришла, А и ты сделай мне, надежа, ветлянинькой стружек, А и ты сделай мне на нем муравленой чердачок, А и сделай беседу дорог рыбей зуб, Исподерни ту беседу рытым бархатом, А и дай мне, надежа, пятьдесят гребцов, А другое пятьдесят в провожатые, Отпусти меня, друг-надежа, за сине море, За сине море во почестной монастырь, Постригусь я, молодешунька, посхимлюся; На пострыженья ты дай мне пятьдесят рублев, На посхименья дай мне другое пятьдесят».

А и не жаль мне-ка битова, грабленова, А и тово ли Ивана Сутырина, Только жаль доброва молодца похмельнова, А того ли Кирилы Даниловича: У похмельнова доброва молодца бойна голова болит. «А вы, милы мои братцы-товарищи-друзья! Вы купите винца, опохмельтя молодца. Хотя горько да жидко — давай еще! Замените мою смерть животом своим: Еще не в кое время пригожусь я вам всем!».

А из Крыму ли, братцы, из Нагаю, Из тоя ли орды бесурманския, А ехали два братца родимыя, Под большим-та братом конь уставает, А меньшей за большева умирает: «А и гой еси, мой братец родимой! А я тебе, братец, посверстняе, А пеша ту дороженьку повыду». Когда было добру молодцу время, Народ, господа ево почитали, А стало доброму молодцу безвременье — Некто-де молодца не почитает, А сам се молодец размышляет: «Сокол ли то на сем свете не птица? На ево-та безвременьица бывает: Он пеш да по чисту полю гуляет; Худая та птичка — куличонко, И та над соколом насмеялась, Наперед-та ево залетела».

А и покрай было моря синева, Что на ус(т)ье Дону-та тихова, На крутом красном бережку, На желтых рассыпных песках А стоит крепкой Азов-город Со стеною белокаменною, Землян(ы)ми роскатами, И ровами глубокими, И со башними караульными, Середи Азова-города Стоит темная темница, А злодейка земляная тюрьма. И во той было темной темницы Что двери были железныя, А замок был в три пуда, А пробои были булатныя, Как засовы были медныя. Что во той темной темницы Засажон сидит донской казак Ермак Тимофеевич. Мимо той да темной темницы Случилося царю идти, Самому царю тому турецкому Салтану Салтановичу. А кричит донской казак Ермак Тимофеевич: «А ты гой еси, турецкой царь Салтан Салтанович! Прикажи ты меня поить-кормить, Либо казнить, либо на волю пустить!». Постоялся турецкой царь Салтан Салтанович: «А мурзы вы, улановья! А вы сгаркаите из темницы Тово тюремнова старосту». А и мурзы-улановья Металися через голову, Привели ево улановья Оне старосту тюремнова; И стал он, турецкой царь, У тюремнова старосты спрашивать: «Еще что за человек сидит?». Ему староста россказывает: «Ай ты гой еси, турецкой царь Салтан Салтанович! Что сидит у нас донской казак Ермак Тимофеевич». И приказал скоро турецкой царь: «Вы, мурзы-улановья, Ведите донскова казака Ко по латам моим царскием!». Еще втапоры турецкой царь Напоил-накормил добра молодца И тожно стал ево спрашивати: «А ты гой еси, донской казак! Еще как ты к нам в Азов попал?». Россказал ему донской казак: «А и я послан из каменной Москвы К тебе, царю, в Азов-город, А и послан был скорым послом И гостинницы дорогие к тебе вез, А на заставах твоих Меня всего ограбили, И мурзы-улановья моих товарыщей Рассадили, добрых молодцов, И по разным темным темницам». Еще втапоры турецкой царь Приказал мурзы-улановьям Собрать добрых молодцов, Ермаковых товарыщев. Опущает добрых молодцов Ермака в каменну Москву, Снарядил доброва молодца Ермака Тимофеевича, Наградил златом-серебром. Еще питьями заморскими. Отлучился донской казак От Азова-города, Загулялся донской казак По матушке Волге-реке, Не явился в каменну Москву.

Во славном городе в Орешке, По нынешнему званию Шлюшенбурха, Пролегла тута широкая дорожка. По той по широкой дорожке Идет тут царев большой боярин, Князь Борис сын Петрович Шереметев, Go темя он со пехотными полками, Со конницею и со драгунами, Со удалыми донскими казаками. Вошли оне во Красну мызу Промежу темя высокими горами, Промежу темя широкими долами, А все полки становилися. А втапоры Борис сын Петрович В объезд он донских казаков посылает, Донских, гребецких да ейцкиех. Как скрали оне швецкия караулы, Маэора себе во полон полонили, Привезли его в лагири царския. Злата труба в поле протрубила, Прогласил государь, слово молвил, Государь московской, первой император: «А и гой еси, Борис сын Петрович! Изволь ты маэора допросити тихонько-помалешуньку: А сколько-де силы в Орешке у вашего короля щвецкова?». Говорит тут маэор не с упадкою, А стал он силу рассказавать: «С генералом в поле нашим — сорок тысячей, С королем в поле — сметы нет». А втапоры царев большой боярин, Князь Борис сын Петрович Шереметев, А сам он царю репортует, Что много-де силы в поле той швецкой: С генералом стоит силы сорок тысячей, С королем в поле силы смету нет. Злата труба в поле в лагире протрубила, Прогласил первой император: «А и гой еси, Борис Петрович! Не устрашися маэора допросити, Не корми маэора целы сутки, Еще вы ево повторите, Другие вы сутки не кормите, И сладко он росскажет, Сколько у них силы швецкия». А втапоры Борис Петрович Шереметев На то-то больно догадлив: А двое-де сутки маэора не кормили, Во третьи винца ему подносили. А втапоры маэор россказал, Правду истинну россказал всем: «С королем нашим и генералом силы семь тысячей, А более того нету!». И тут государь [в]звеселился, Велел ему маэора голову отляпать.