Выбрать главу

ДОБРЫНЯ КУПАЛСЯ — ЗМЕЙ УНЕС

Доселева Резань она селом слыла, А ныне Резань словет городом, А жил во Резане тут богатой гость, А гостя-та звали Никитою, Живучи-та, Никита состарелся, Состарелся, переставился. После веку ево долгова Осталось житье-бытье-богатество, Осталось ево матера жена Амелфа Тимофеевна, Осталась чадо милая, Как молоды Добрынюшка Никитич млад. А и будет Добрыня семи годов, Присадила ево матушка грамоте учщться, А грамота Никите в наук пошла, Присадила ево матушка пером писать. А будет Добрынюшка во двенадцать лет, Изволил Добрыня погулять молодец Со своею дружиною хоробраю Во те жары петровския. Просился Добрыня у матушки: «Пусти меня, матушка, купатися, Купатися на Сафат-реку!». Она, вдова многоразумная, Добрыни матушка наказывала, Тихонько ему благословение дает: «Гой еси ты, мое чадо милая, А молоды Добрыня Никитич млад! Пойдешь ты, Добрыня, на Израй на реку В Израе-реке станешь купатися — Израй-река быстрая, А быстрая она, сердитая: Не плавай, Добрыня, за перву струю, Не плавай ты, Никитич, за другу струю», Добрыня-та матушки не слушался, Надевал на себя шляпу земли греческой, Над собой он, Добрыня, невзгоды не ведает, Пришел он, Добрыня, на Израй на реку, Говорил он дружинушки хоробрыя: «А и гой еси вы, молодцы удалыя! Не мне вода греть, не тешити ее». А все молодцы разболокалися И тут Добрыня Никитич млад. Никто молодцы не смеет, никто нейдет, А молоды Добрынюшка Никитич млад, Перекрестясь, Добрынюшка в Израй-реку пошел, А поплыл Добрынюшка за перву струю, — Захотелось молодцу и за другую струю; А две-та струи сам переплыл, А третья струя подхватила молодца, Унесла во пещеры белокаменны. Неоткуль вз(я)лось тут лютой зверь, Налетел на Добрынюшку Никитича, А сам говорит-та Горынчища, А сам он, Змей, приговаривает: «А стары люди пророчили, Что быть Змею убитому От молода Добрынюшки Никитича, А ныне Добрыня у меня сам в руках!». Молился Добрыня Никитич млад: «А и гой еси, Змеишша Горынчишша! Не честь-хвала молодецкая На ногое тело напущаешься!». И тут Змей Горынчишша мимо ево пролетел, А стали ево ноги резвыя, А молоды Добрынюшки Никитьевича, А грабится он ко желту песку, А выбежал доброй молодец, А молоды Добрынюшка Никитич млад, Нагреб он шляпу песку желтова, Налетел на ево Змей Горынчишша, А хочет Добрыню огнем спалить, Огнем спалить, хоботом ушибить. На то-то Добрынюшка не робок был: Бросает шляпу земли греческой Со темя пески желтыми Ко лютому Змею Горынчишшу, — Глаза запорошил и два хобота ушиб. Упал Змей Горынчишша Во ту во матушку во Израй-реку. Когда ли Змей исправляется, Во то время и во тот же час С(х)ва(т)ал Добрыня дубину тут, убил до смерти. А вытощил Змея на берег ево, Повесил на осину на кляплую: Сушися ты, Змей Горынчишша, На той-та осине на кляплыя. А поплыл Добрынюшка По славной матушке по Израй-реке, А заплыл в пещеры белокаменны, Где жил Змей Горынчишша, Застал в гнезде ево малых детушак, А всех прибил, попалам перервал. Нашел в пещерах белокаменных У лютова Змеишша Горынчишша, Нашел он много злата-серебра, Нашел в полатах у Змеишша Свою он любимую тетушку, Тое-та Марью Дивовну, Выводит из пещеры белокаменны И собрал злата-серебра. Пошел ко матушке родимыя своей, А матушки дома не годилася; Сидит у князя Владимера. Пришел-де он во хоромы свои, И спрятал он свою тетушку, И пошел ко князю явитися. Владимер-князь запечалился, Сидит он, ничего свету не видит, Пришел Добрынюшка к великому князю Владимеру, Он Спасову образу молится, Владимеру-князю поклоняется, Скочил Владимер на резвы ноги, Хватя Добрынюшку Никитича, Целовал ево во уста сахарныя; Бросилася ево матушка родимая, Схватала Добрыню за белы руки, Целовала ево во уста сахарныя. И тут с Добрынею разговор пошел, А стали у Добрыни выспрашивати, А где побывал, где начевал. Говорил Добрыня таково слово: «Ты гой еси, мой сударь-дядюшка, Князь Владимер, со(л)нцо киевско! А был я в пещерах белокаменных У лютова Змеишша Горынчишша, А все породу змеиную ево я убил И детей всех погубил, Родимую тетушку повыручил!». А скоро послы побежали по ее, Ведут родимую ево тетушку, Привели ко князю во светлу гридню, — Владимер-князь светел-радошен, Пошла-та у них пир-радость великая А для-ради Добрынюшки Никитича, Для другой сестрицы родимыя Марьи Дивовны.

ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА В КИЕВ

Как из (с)лавнова города из Мурома, Из тово села Корочаева Как была-де поездка богатырская, Нарежался Илья Муромец Иванович Ко стольному городу ко Киеву Он тою дорогою прамоезжую, Котора залегла равно тридцать лет, Через те леса брынския, Через черны грязи смоленския, И залег ее, дорогу, Соловей-разбойник. И кладет Илья заповедь велику, Что проехать дорогу прямоезжую, Котора залегла равно тридцать лет, Не вымать из налушна тугой лук, Из колчана не вымать калену стрелу, Берет благословение великое у отца с матерью, А и только ево, Илью, видели. Прощался с отцом, с матерью И садился Илья на своего добра коня, А и выехал Илья со двора своего Во те ворота широкия. Как стегнет он коня по ту(ч)ным бедрам, А и конь под Ильею рассержается, Он перву скок ступил за пять верст, А другова ускока не могли найти. Поехал он через те лесы брынския, Через те грязи смоленския. Как бы будет Илья во темных лесах, Во темных лесах во брынских, Наезжал Илья на девяти дубах, И наехал он, Илья, Соловья-разбойника. И васлышел Соловей-разбойник Тово ли топу конинова И тое ли он пое(зд)ки богатырския, Засвистал Соловей по-соловьиному, А в другой зашипел разбойник по-змеиному, А в-третьи зрявкает по-звериному. Под Ильею конь окарачелся И падал ведь на кукарачь. Говорит Илья Муромец Иванович: «А ты, волчья сыть, травеной мешок! Не бывал ты в пещерах белокаменных, Не бывал ты, конь, во темных лесах, Не слыхал ты свисту соловьинова, Не слыхал ты шипу змеинова, А тово ли ты крику зверинова, А зверинова крику, туринова?». Разрушает Илья заповедь великую: Вымает калену стрелу И стреляет в Соловья-разбойника, И попал Соловья да в правой глаз. Полетел Соловей с сыра дуба Комом ко сырой земли, Подхватил Илья Муромец Соловья на белы руки, Привезал Соловья ко той ко луке ко седельныя. Проехал он Боровску заставу, крепкую, Подъезжает ко подворью дворянскому, И завидела-де ево молода жена, Она хитрая была и мудрая, И [в]збегала она на чердаки на вышния: Как бы двор у Соловья был на семи верстах, Как было около двора железной тын, А на всякой тыныньки по маковке — И по той по голове богатырския, Наводила трубками немецкими Ево, Соловьева, молодая жена, И увидела доброва молодца Илью Муромца. И бросалась с чердака во свои высокия терема И будила она девять сыновей своих: «А встаньте-обудитесь, добры молодцы, А девять сынов, ясны соколы! Вы подите в подвалы глубокия, Берите мои золотыя ключи, Отмыкаете мои вы окованны ларцы, А берите- вы мою золоту казну, Выносите ее за широкой двор И встречаете удала доброва молодца. А наедет, молодцы, чужой мужик, Отца-та вашего в тороках везет». А и тут ее девять сыновей закорелися И не берут у нее золотые ключи, Не походят в подвалы глубокия, Не берут ее золотой казны, А худым видь свои думушки думают: Хочут обвернуться черными воронами Со темя носы железными, Оне хочут расклевать добра молодца, Тово ли Илью Муромца Ивановича, Подъезжает он ко двору ко дворянскому, И бросалась молода жена Соловьева, А и молится-убивается: «Гой еси ты, удалой доброй молодец! Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно, Опусти Соловья-разбойника, Не вози Соловья во Киев-град!». А ево-та дети Соловьевы Неучливо оне поговаривают, Оне только Илью видели, Что стоял у двора дворянскова. И стегает Илья он добра коня, А добра коня по ту(ч)ным бедрам: Как бы конь под ним асержается, Побежал Илья, как сокол летит. Приезжает Илья он во Киев-град, Середи двора княженецкова И скочил он, Илья, со добра коня, Привезал коня к дубову столбу. Походил он во гридню во светлую И молился он Спасу со Пречистою, Поклонился князю со княгинею, На все на четыре стороны. У Беликова князя Владимера, У нево, князя, почестной пир, А и много на пиру было князей и бояр, Много сильных-могучих богатырей. И поднесли ему, Илье, чару зелена вина В полтора ведра, Принимает Илья единой рукой, Выпивает чару единым духом. Говорил ему ласковой Владимер-князь: «Ты скажись, молодец, как именем зовут, А по именю тебе можно место дать, По изо(т)честву пожаловати». И отвечает Илья Муромец Иванович: «А ты ласковой стольной Владимер-князь! А меня зовут Илья Муромец сын Иванович, И проехал я дорогу прамоезжую Из стольнова города из Мурома, Из тово села Карачаева». Говорят тут могучие богатыри: «А ласково со(л)нцо, Владимер-князь, В очах детина завирается! А где ему проехать дорогою прямоезжую: Залегла та дорога тридцать лет От тово Соловья-разбойника». Говорит Илья Муромец: «Гой еси ты, сударь Владимер-князь! Посмотри мою удачу богатырскуй), Вон я привез Соловья-разбойника На двор к тебе!». И втапоры Илья Муромец С великим князем на широкой двор Смотреть его удачи богатырския, Выходили тута князи-бояра, Все русские могучие богатыри: Самсон-богатырь Колыванович, Сухан-богатырь сын Домантьевич, Светогор-богатырь и Полкан, другой И семь-та братов Сбродовичи, Еще мужики были Залешана, А еще два брата Хапиловы, — Только было у князя их тридцать молодцов. Выходил Илья на широкой двор Ко тому Соловью-разбойнику, Он стал Соловья уговаривать: «Ты послушай меня, Соловей-разбойник млад! Посвисти, Соловей, по-соловьиному, Пошипи, змей, по змеиному, Зрявкай, зверь, по-туриному И потешь князя Владимера!». Засвистал Соловей по-соловьиному, Оглушил он в Киеве князей и бояр, Зашипел злодей по-змеиному, Он в-третье зрявкает по-туриному, А князи-бояра испугалися, На корачках по двору наползалися И все сильны богатыри могучия. И накурил он беды несносныя: Гостины кони с двора разбежалися, И Владимер-князь едва жив стоит Со душей княгиней Апраксевной. Говорил тут ласковой Владимер-князь: «А и ты гой еси, Илья Муромец сын Иванович! Уйми ты Соловья-разбойника, А и эта шутка нам не надобна!».