Каджитские деликатесы часто бывают очень сладкими, иногда приправляются экзотическим веществом, известным как лунный сахар. Будьте внимательней за обедом!
Не трогайте каджитов за хвост без разрешения.
У наших каджитских союзников своеобразный говор. Подражание и высмеивание их речи будет считаться грубостью, и это не по-альдмерски.
Приглашая лесного эльфа на обед, помните, что растительные ресурсы священны для него. Подайте оленину, но никаких салатов.
Не называйте лесных эльфов «коротышками», «карликами» или каким-либо другим оскорбительным для их маленького роста словом.
Соблюдайте осторожность при употреблении алкоголя лесных эльфов, поскольку их напитки сильно отличаются от наших.
Не намекайте лесным эльфам, что они каннибалы, и не спрашивайте у них, как они поступают со своими мертвецами.
За единство, орлы!
Литургия пристрастия к боли: коллекция текстов Вексиса Велруана (Аниас Гейл)
Дорогой читатель, фолиант, который ты сейчас держишь в руке — хроника боли, пытки и открытий. В этих мемуарах я познакомлю тебя с моей глупой и провальной попыткой обрести великую мощь. Пройди вместе со мной путь, на котором я разорвал узы общепринятых норм, отбросил ограничения, налагаемые древними законами таинств, и оставил за бортом путы магической этики. В завершение ты найдешь предсмертные слова Вексиса Велруана.
Да будет тебе известно, мой верный читатель, что я посвятил всю свою жизнь изучению магии, до последней минуты. Но я — не простой ученик. Я тот, кто проложил свой собственный путь к глубочайшему пониманию принципов магии. Обратив действие магии разрушения на свою собственную плоть, я добился большего, чем кто-либо из ученых до меня.
Именно это безрассудство и привело меня к моему нынешнему состоянию. Рассудок мой ясен, я полностью сознаю свои способности, а также здраво оцениваю жертвы, принесенные мной на этом пути. Я давно уже утратил способность к физическим ощущениям, пожалуй, за исключением запредельной боли, приводящей к агонии. Я столь сроднился с болью, столь далек от обычных чувств. Она всегда со мной. Ты же не думаешь о том, что тебя окружает воздух?
Ты спросишь, как я дошел до такого состояния? Все началось достаточно невинно. Когда-то я был целителем, одним из самых многообещающих учеников храма. Какого? Неважно. В конце концов меня изгнали. Глупцы. Видите ли, в нашем скромном святилище была группа пациентов, инфицированных красной лихорадкой. Мои старания использовать магические искусства, чтобы заставить болезнь пожрать саму себя, были более чем неэффективны даже на ранних стадиях. За попытку найти способ лечения я был изгнан.
Вскоре после своего изгнания я нашел способ искоренить болезнь, используя разрушительную энергию магии. В своих исследованиях школы разрушения я обнаружил, что, пропуская элементные энергии через собственное тело, я могу увеличить свои способности. Подвергнув себя разряду молнии, мне удалось углубить понимание природных сил магии.
Вначале боль была терпима. Я обращал лишь малую часть энергии на самого себя. Я учился сочетать разрушительные и восстанавливающие энергии. Это умеряло ущерб, причиняемый моему телу, но не избавляло от самой боли.
По мере того, как повышался болевой порог, я начал прокачивать все больше и больше энергии через свое тело. Мое понимание разрушения стало обширнее моих познаний в восстановлении. Я мог лишь уменьшить ущерб, но не мог добиться полного исцеления. Моя кожа обуглилась и почернела; она иссыхала, шелушилась и лопалась. От меня пахло паленым мясом. Но я не мог сопротивляться тяге ко все большей и большей мощи.
Я стал подобен пожирателю скумы самого худшего сорта. Я больше не использовал магию для практических целей. Я просто выкачивал все больше и больше энергии — я почувствовал вкус к боли. Предвкушал момент, когда сила и боль омоют меня, как одно целое, замораживая мою плоть, сжигая ее сверх всякой меры. Моя кожа превратилась в сеть шрамов, язв, ран и ожогов. Но мне все было мало. Всегда. Мне нужно было больше. Больше боли. Больше мощи.
Я потерял зрение. Мои глаза превратились в кипящие озера стекла, столь горячие, что оставили после себя полосы вспузырившейся кожи, когда стекли по лицу подобно горящим слезам. Моя правая рука смерзлась и разлетелась на тысячу кусков, когда я безрассудно ударил ей по косяку в ужасе от случившегося. Кости обеих моих ног раскололись подобно битому стеклу, разрывая плоть и мышцы, окружавшие их.
Хотя это может видеться через призму ужаснейших последствий, но, дражайший читатель, могу тебя заверить — тебе никогда не осознать себя творением из плоти и крови настолько же ясно, как мне. Тебе никогда не достигнуть уровня понимания хрупкости плоти, до которого дорос я. Я познал магию лучше, чем высшие мастера Гильдии, но это достижение бледнеет в сравнении с открытиями, которыми одарил меня мой опыт.
Все люди, включая тебя, считают, что боли надо избегать. Прятаться от нее. Страшиться. Через мои страдания и нечувствительность, что лишает меня способности ощущать ее, я могу сказать тебе: боль есть обычный фактор человеческого существования. Она дает нам возможность чувствовать — ценить временное убежище, занимаемое нашим духом. Боль есть величайший дар богов, когда либо данный смертным.
И ныне, когда я передаю тебе эту историю руками писца, я есть лишь обрубок человека, опутанный протекающими повязками, неспособный вновь познать наслаждение. Однако у меня есть еще одна мысль, которой хочу поделиться с тобой: прими себя таким, каков ты есть.
Слава лорду Шеогорату, ибо он открыл мне глаза.
Ловушка (Неизвестный автор)
Я увидел золото и взял его. Знаю, другой человек, может, и не поступил бы так. Время от времени я возвращаюсь в мыслях к той минуте, когда я увидел золото и забрал его. Видите ли, я хотел есть. Какая ирония, правда?
Я почти ничего больше не помню о той ночи — только золото и голод. Я не помню, как называлась таверна, и даже как называлась деревня, но, думаю, это было где-то на юге Вварденфелла. Точно сказать не могу. Какое-то время я тупо сидел в кресле, не в силах думать ни о чем, кроме нестерпимой рези в животе. Если вы никогда не голодали по-настоящему — так, чтобы несколько дней не иметь во рту ни крошки — вы не сможете даже представить себе, каково это. Ни на чем невозможно сосредоточиться. Это продолжалось до тех пор, пока слева от меня какой-то человек не встал, чтобы взять выпивку. На столе он оставил столбик золотых монет, который привлек мое внимание.
С этого мгновения я все помню совершенно отчетливо.
Я смотрю на золото. Потом на спину незнакомца, спокойно направляющегося к хозяйке. Моя рука на кучке золота. Золото у меня в кармане. Я встаю из-за стола и выхожу за дверь. На мгновение я оборачиваюсь. Незнакомец тоже оборачивается и смотрит на меня. На нем капюшон, но я чувствую, как его глаза встречаются с моими. Клянусь, я чувствую, что он улыбается.
Выбегаю на улицу и прячусь за бочками, ожидая погони. У человека, который вечно скрывается от стражников, есть по крайней мере одно преимущество — я умею исчезать. Почти целый час я ждал там, с каждой минутой все больше страдая от голода. Понимаете, к этому времени я уже очнулся, и у меня было достаточно денег, чтобы устроить себе пир. Эта мысль терзала меня. Когда, наконец, я поднялся на ноги, то чуть не потерял сознание. Моей энергии хватило только на то, чтобы добраться до другого конца деревни и рухнуть за стол в таверне. Кажется, я потерял сознание за мгновение до того, как услышал голос трактирщицы.
— Принести тебе что-нибудь поесть, сэра?
Я побаловал себя жареным мясом, пирожками и огромной кружкой пенистого грифа. Когда туман смертельного голода начал рассеиваться, я поднял глаза от тарелки и обнаружил, что на меня смотрит незнакомец в золотой маске. Маска ослепительно сверкала в свете луны, проникающем через окно. На незнакомце были черные кожаные доспехи, и фигура его была совсем не похожа на фигуру человека, которого я ограбил, но я понял, что он знает. Я быстро заплатил за еду и ушел.