Он уже давно вел борьбу с чудовищной болью в коленях и в правой руке, в которой он держал Коготь Хуммера во время схватки с кутах. Сейчас боль наконец победила. Глаза царя закатились, он упал без чувств.
Надо было что-то срочно делать. Алаш оглядел ладонь своего повелителя. Герфегест склонился над коленями Наратты. Элиен бросил быстрый взгляд на мечи кутах.
– Плохо, ладонь леденеет, – встревоженно сказал Алаш после быстрого осмотра. – Лед может подняться по руке до самого сердца. Элиен, его рука – твоя.
Сын Тремгора не сразу сообразил, что ему предстоит сделать. Но когда понял, медлить не стал. Снова вышел из ножен на свет меч Эллата. Сверкнула сталь, правая рука Наратты стала короче на ладонь.
Никогда еще Элиен не занимался исцелением царей и в тот момент истово просил Гаиллириса, чтобы впредь ему не пришлось делать ничего подобного. Отрубленную кисть, из которой не пролилось ни капли крови, Элиен наколол на острие меча и швырнул в огонь.
– С ногами тоже плохо, – заметил Герфегест. – Лучше, чем с рукой, может, удастся их спасти, но сейчас раны ширятся, словно тлеет торф.
Наратте, которому только что грозила смерть ото льда, теперь угрожало пламя.
– Если мы ему отрубим ноги, завтра он отрубит нам головы, – процедил Элиен, на совести которого уже числилась кисть грютского царя.
– Правильные слова, – задумчиво протянул Алаш.
– Хорошо, – решился Элиен, припоминая все, что ему доводилось слышать от Сегэллака. – Герфегест, объясни положение щитоносцам. Спроси, где здесь ближайшая кузница. Надо отнести туда Наратту и мечи кутах. Там же должен оказаться и я. Ясно?
Герфегест кивнул.
– И быстро, быстро, быстро! – проорал Элиен, чтобы подбодрить новоявленных спасителей царевой жизни и себя в первую очередь.
Добротная царская кузница, где со времен Гартота Хмурого ковалась смерть для неразумных соседей, была просторна и светла. Ранний летний восход уже прорезался на горизонте тонкой малиновой лентой, когда Элиен, Герфегест, Алаш и не приходящий в сознание Наратта оказались у самой большой наковальни, которая только имелась в грютской столице.
Щитоносцы, к счастью, были людьми понятливыми, а может, понятливости им придала смерть полутора десятков товарищей. Так или иначе, они подчинялись Герфегесту беспрекословно.
Алаш раздувал мехи. Элиен легонько полоснул себя мечом по левой руке и наполнил кровью обычную трапезную чашу. Перехватив жгутом кровоточащую руку, он швырнул Когти Хуммера в горн. Они неожиданно легко расплавились в непривычную для глаза смертных полупрозрачную массу.
Сын Тремгора зачерпнул железным ковшом то, чем стали Когти Хуммера, и влил в расплав свою кровь. Блеснула ослепительная вспышка. Меч Эллата ответил из ножен глухим гудением, указывая Элиену, что тот находится на верном пути. В ковше осталась сухая серая пыль.
– Похоже, получается, – подмигнул Элиен сосредоточенно наблюдающему за ним Герфегесту.
Элиен втер без остатка серую пыль в колени Наратты, которые успели уже превратиться в две обугленные смердящие головни. Стоило пыли соединиться с ними, как колени начали постепенно бледнеть. Через некоторое время на месте черной обугленной плоти уже можно было видеть свежую розовую кожу.
– Все, – облегченно выдохнул Элиен. – Кажется, на этот раз смерть обошла грютского царя стороной.
– Ты когда-нибудь делал такие вещи раньше? – спросил Герфегест очень странным голосом, в котором Элиену послышались плохо скрываемое удивление и едва ли не испуг.
– Нет, никогда. О похожем лечении рассказывал мне мой наставник Сегэллак, но тогда речь шла о лечении от укуса ядовитых рыб. Я поступил по подобию.
– По подобию? – глухим эхом отозвался Герфегест.
– Да. А теперь я очень хочу спать. И я иду спать.
Элиен проснулся только под вечер. На пороге стоял Герфегест.
– С-с-сы-ы-ыть Х-ху-у-у-мм-меро-о-о-ова! – прорычал-провыл Элиен, потягиваясь.
– Пробуждение героя, – прокомментировал его могучий зевок ухмыляющийся Герфегест. – Быстро приводи себя в порядок и готовься играть в Хаместир. Наратта тебя ждет не дождется.
– Играть? В Хаместир?! – рявкнул Элиен. – Я его что, лечил для того, чтобы до зимы протухнуть над доской?!
– Не думаю, – опроверг его предположение веселящийся Герфегест. – Брейся, умывайся, и идем. Смату, кстати, поймали.
– Да кто такой этот ваш Смата?! – не унимался Элиен, подымаясь с кровати. – Какой гадюки внебрачное дитя?
– Не знаю, – внезапно посерьезнев, ответил Герфегест. – Не знаю.
Наратта, по-прежнему бледный, но заметно повеселевший, сидел над доской. Место правой кисти теперь занимал бронзовый протез, а колени были наглухо замотаны шерстяной тканью, под которую, как знал Элиен, грютские знахари подкладывают паутину из коконов тутового шелкопряда.
Рядом с Нараттой скучал Алаш. Создавалось впечатление, что события минувшей ночи не оставили никакого следа в шершавой, как серые степные валуны, душе грюта.
– Привет тебе, потомок Кроза! – радушно улыбнувшись, сказал Наратта. – Привет тебе, северянин, без золотых рук которого осиротела бы половина моей любимой охраны!
Элиен сдержанно улыбнулся в ответ. Ему уже не раз приходилось слышать, что большинство щитоносцев являются сыновьями Наратты от рабынь из уманны.
Одна мысль не давала ему покоя – неужели неблагодарность грютского царя лишена мыслимых границ и неужели Наратта всерьез намерен продолжить схватку за оружие Эллата над Хаместиром? Герфегест, правда, шепнул Элиену по дороге, чтобы тот ни о чем не беспокоился, но уверения хитрого контрабандиста – одно, а башни, громоздящиеся на пестрой доске, – совсем другое.
– Скорее же садись за доску. Доведем начатое дело до конца! – с непонятным Элиену энтузиазмом воскликнул Наратта.
Решив до поры до времени не прекословить, Элиен сел на змееногий стул, и Люди вновь пришли в движение.
Спустя несколько кругов Элиен понял все. Наратта, полностью игнорируя растущую мощь Элиена, самоубийственно бросил все свои башни против Алаша. Тот с готовностью отвечал Наратте тем же. Вскоре против ста Людей Элиена на доске остались не более сорока фигур его противников.
На восьмом за вечер Круге Перемещений Элиен провозгласил Тиару Людей. Алаш и Наратта были бессильны изгнать его башни из Крепостей Холма, и, ко всеобщему удовольствию, Элиен водрузил в центре доски небольшую шестигранную пирамидку – собственно Тиару Людей, мало чем отличающуюся от Тиары Лутайров, которую хранила рукоять его меча.
Герфегест в продолжение всей игры с независимым видом прохаживался по саду, то и дело обрывая с деревьев поспевшие тутовые ягоды, и теперь присоединился к игрокам.
– Северянин! Ты одолел Хуммера дважды – и в бою с его воинами, и в поединке с его колдовской силой, которая пожирала мое тело, как огонь пожирает солому. Я стал бы самым неблагодарным человеком в Сармонтазаре, если бы попытался задерживать тебя и по-прежнему стремился к овладению оружием Эллата. Но я бы нарушил собственный внутренний закон, который есть у каждого из нас, если бы прервал незаконченную игру. Однако теперь игра завершена, и ты волен поступать так, как велят тебе слова твоих достойных северных учителей. Я прошу тебя лишь об одном – останься у нас до завтрашнего утра. Завтра на рассвете свершится казнь над нечистым Сматой, и завтра же ты сможешь продолжить свой путь. Алаш проводит тебя до Ан-Эгера.
– Хорошо, царь. Я уеду завтра. Сегодня же прошу позволить мне поговорить с одноглазым Сматой так, как я найду нужным. Его ответы могут сослужить моему делу хорошую службу.
Наратта не возражал.
563 г., Девятнадцатый день месяца Вафар
Шет окс Лагин услышал скрежещущий, омерзительный звук, отдаленно напоминающий тот, что издавал пыточный механизм, виденный им однажды в подвалах Исправительного Двора в Урталаргисе. Этот механизм растягивал в разные стороны два бруса, к которым были прикованы руки и ноги человека, обреченного на пытку. Неужели? Шет окс Лагин открыл глаза и осмотрелся.