– Ты пялишься на меня, словно на прокаженного, – сказал Урайн, явно довольный тем вниманием, которое оказал его внешности Элиен.
– Конечно, ты прокажен. Гляди, у тебя уже отвалилось одно ухо, – сказал Элиен, испытывая прилив бесшабашного веселья. Он уже ступил на Путь Воина. – Скоро начнут обсыпаться и другие выступающие части, – добавил он, припомнив казарменный юмор упокоенного его стараниями Эрпореда.
Урайн улыбнулся одним уголком рта:
– Ухо на месте, любезный брат мой. У тебя еще будет время присмотреться к нему получше и понять, что оно служит мне не хуже прочих выступающих частей.
Элиену показалось, что Урайн намерен разговориться. А когда человек попадает в плен к своему красноречию, он теряет бдительность.
Время пришло. Сын Тремгора не думал о том, что будет дальше. Идти Путем Воина – означает довериться ритму певучих содроганий пронизывающей все Гулкой Пустоты – далекому отголоску родовых схваток мира. Довериться ритму полностью и раствориться в нем без остатка.
Элиен прыгнул, как пятнистый хищник Онибрских гор, вкладывая всю силу своего духа и своей ненависти в устремленный к сердцу Урайна меч. Но ненависть ушла в ничто, и Поющее Оружие промолчало. Клинок ушел в пустоту.
Элиен упал, готовый встретить смерть. В тот момент он не думал, что Урайн, если бы хотел, уже давно мог бы убить его.
– Что за люди эти Звезднорожденные. – Урайн цокнул языком. – Вставай.
Элиен быстро вскочил на ноги, с досадой замечая, что его и Урайна по-прежнему разделяют семь шагов. Но он мог поклясться, что Урайн даже не шелохнулся!
Сыть Хуммерова! Что еще можно сказать?
– И спрячь свой меч в ножны, – добавил Урайн, показав глазами на безвольно распластанный на полу клинок. – Оружие – плохой толмач в просвещенной беседе.
Сказать, что Элиен был подавлен, значило не сказать ничего. Стараясь не растерять остатки своего достоинства, он твердой рукой поднял меч и вернул его ножнам.
– Хорошо, что ты выплеснул свой гнев сейчас, – начал Урайн, заложив руки за спину и принявшись расхаживать взад-вперед по залу. – Теперь ты готов слушать.
Элиен действительно был готов. Лучшее, что он мог сейчас сделать, – забыть о своем позорном покушении на Урайна.
– Я понимаю, что тобой сейчас двигала обида. Тобою вообще все время движет обида побитого мальчика. И ты вправе быть на меня в обиде. Я, возможно, поступил не лучшим образом, когда послал своих людей с наказом доставить тебя в Варнаг любой ценой.
Элиен понял, что если он начнет пререкаться с Урайном и вести с ним беседы вокруг да около Права Народов, то все равно он останется в дураках, а Шет окс Лагин – в плену. А потому Элиен решил не тратить даром слова на витийство в обществе Хуммеровой Длани и, проигнорировав слова Урайна, в особенности насчет “побитого мальчика”, ответил вопросом на вопрос:
– Ты пленил моего брата. Пусть. Ты приволок меня сюда. Пусть. Теперь скажи мне: зачем?
Октанг Урайн прекратил расхаживать и с любопытством воззрился на Элиена. Он явно был разочарован прямолинейностью северянина.
– Харренская искренность всегда пленяла меня, Элиен. – Голос Октанга Урайна был сладок, как Мед Поэзии, и это раздражало больше всего. – Я отвечу на твои вопросы по порядку. Во-первых, я вовсе не желал, чтобы визит в Варнаг причинил тебе неудобство. Но у меня не было уверенности в том, что ты захочешь навестить меня, и потому я был вынужден проявить настойчивость. Если кто-нибудь оскорбил или задел твои чувства по дороге, обещаю тебе – двери мира живущих закроются перед ним сегодня же. Так что прошу воспринимать все, что произошло, как естественную реализацию предопределения. Нам предопределено было встретиться – и мы встретились. Забудем о мелочах. Я, например, не в обиде на тебя за жизни многих и многих своих подданных, загубленных тобой на Сагреале и у берегов Киада.
– Положим, – мрачно процедил Элиен.
– Идем далее. Ты хотел знать, отчего Шет окс Лагин пребывает здесь, в Варнаге. Он не пленник. Тот инцидент, что имел место в прошлом, давно нами позабыт. Теперь между мною и твоим Братом по Слову царят дружба и полное взаимопонимание. Он не пленник более. Он может покинуть Варнаг, когда ему заблагорассудится, но он ничуть не желает этого. А потому твой вопрос кажется мне надуманным.
Октанг Урайн смотрел на Элиена с хитрым прищуром, и сын Тремгора отметил, что лицо герверита отнюдь не было безобразным. Тонкие черты, длинный, точеный нос, гладко выбритые скулы – что вообще не в обычае у герверитов, – бескровные, но правильные губы.
– Этого не может быть, – не восклицая, не удивляясь, а утверждая, сказал Элиен. Он не верил. Он действительно не верил, поскольку нельзя верить в невозможное.
– Отчего же, Элиен? Варнаг с недавних пор – не самое скучное место на свете, и нет ничего необычного в том, что Шету здесь интересно и привольно, – ответил Урайн, описывая рукой полуокружность, которая должна была, видимо, означить привольность варанского пленника.
– Шет окс Лагин – мой брат, и я знаю его лучше, чем себя самого. Ему нечего делать здесь. К тому же если все по твоим словам и он не пленник, то отчего наши войска встретились на берегу Сагреалы? Отчего сам Шет не уладил дело миром? Не подал о себе вестей, не повидался со мной? Быть может, оттого, что был к этому моменту уже мертв?
– Мертв? – переспросил Октанг Урайн. – Неужели мой нрав видится тебе столь кровожадным и ты охотно допускаешь, что я, не имея на это никаких причин, предам смерти славного варанца?
Октанг Урайн лез из кожи вин, желая изобразить просвещенного и справедливого правителя. И нужно отдать ему должное – иногда это ему почти удавалось.
Элиен чувствовал себя неуверенно и странно. Всегда приятней видеть, что твой враг – низкая и никчемная скотина. Другие расклады всегда осложняют жизнь.
– Я не знаю твоих побуждений, – ответил Элиен, – но знаю, что тот, кто захватил мирное посольство, не постесняется и прочих беззаконий.
– Оставим в стороне эту историю с посольством. – Октанг Урайн сделал вид, что утомлен беседой, и присел на край помоста, на котором возвышался его трон.
Разумеется, он мог бы говорить с Элиеном сидя на троне. Это было бы и более сподручно – ибо за сидящим всегда преимущество, – и разумно, ведь все-таки именно он – правитель герверитов.
Но он не захотел. Урайн преследовал другую цель – расположить к себе Элиена.
– Когда ты отпустишь меня? – спросил сын Тремгора, зачарованный блеском зеленого камня в левом ухе Урайна.
– Не ранее чем через десять дней. Когда они останутся позади, ты будешь волен распоряжаться собой, как тебе заблагорассудится. Ты сможешь идти на все четыре стороны. – Урайн будто невзначай прикоснулся к своему единственному уху с серьгой, и зеленый гранат заструился таинственным и неуловимым светом.
– Я не могу ждать столь долго!
– Таковы обычаи здешних мест.
– Но я, в конце концов, не желаю быть здесь! Мне незачембыть здесь!
– Это неправда. Ты желаешь. Ты просто не знаешь об этом.
Зеленый гранат засиял немного ярче. Порождаемый камнем свет наполнил полумрак тронного зала. В нем тонуло все, кроме Урайна: и пол, и потолок, и колонны, и сам Элиен. Оставался только Урайн. Нет сил сопротивляться.
– Я хочу увидеть Шета окс Лагина, – сказал Элиен и оперся рукой о колонну. Голова его становилась все тяжелей и тяжелей.
– Ты увидишь его завтра же. Я обещаю тебе. Но за это ты должен будешь открыть мне один секрет.
Веки Элиена налились свинцом, он с трудом заставлял себя бодрствовать. Его тело уже не сопротивлялось сну. Но язык все еще ворочался.
– Я сделаю все, что ты хочешь, – пытаясь стряхнуть оковы сна, сказал Злиен – не слыша, что говорит, не зная, что говорит, и не ведая, говорит ли вообще.
– Скажи мне, зачем ты покинул Харрену и пустился в путешествие? Что ты искал на Хеофоре, что тебе нужно было у ноторов? – спросил Октанг Урайн, придерживая пальцами веки Элиена.
– Я искал, как победить тебя.
– И ты нашел?
– Нет, – ответил Элиен и погрузился в глубокий сон.