Другой вопрос — отчего, с какой целью создается — здесь, в Америке! — русскоязычной, добавлю, прессой образ-стереотип еврея-жулика, еврея-паразита, еврея-мафиози? Отчего иные средства массовой информации вдалбливают этот стереотип в головы читателей, помещая подобные материалы на первые полосы, под кричащими заголовками? Отчего и мы сами — такова сила стереотипа! — склонны порой принимать за истину, что отъявленные рвачи, хапуги, бездельники-велферщики, недобросовестные врачи и т.д. — все это только «наши», только евреи-иммигранты!.. Но я вспоминаю своих друзей и знакомых: один — программист, другой — преподаватель музыки, третий — писатель, четвертый — сторож в магазине, пятый — врач-резидент... Да что перечислять! Разве мои друзья — исключение?..
Еще Жаботинский говорил, что еврейский народ, как любой другой, обладает правом иметь своих подлецов... Но почему наша пресса, изобилуя материалами о евреях-убийцах, мафиози, расчленителях трупов, так мало пишет о евреях-трудягах, приносящих своими знаниями, опытом и трудолюбием пользу обществу, в котором они живут? Почему о евреях, становящихся гражданами Америки, дорожащими интересами этой страны, — почему о них, как правило, молчок?..
И гуляет, будоражит, гнетет нашу совесть старый, живучий стереотип... Но есть и новые! Вот один из них...
Все, кто учился в советской школе, помнят краеугольный камень официальной идеологии: все, что было в России до 1917 года, было плохо... На смену этому стереотипу явился столь же плоский, но с противоположным знаком. И оказалось, что все-все в той России было прекрасно и удивительно: процветающая промышленность, невиданные урожаи, высокий жизненный уровень, что же до грамотности и здравоохранения, то они не оставляли желать лучшего. Государь-император относился к своей стране заботливо и нежно, в церквах учили добру и любви к ближнему. И евреям жилось привольней некуда: с детства учили Тору, молились в синагогах, выписывали массу газет и журналов, издававшихся на родном языке. И не было ни черты оседлости, ни процентной нормы, ни погромов, и не приветствовал эти погромы царь-батюшка, покровитель «черной сотни», и не бежали — да, да, без всякой надежды на велфер и 8-ю программу! — сотни тысяч евреев в ту же Америку, спасая детей и жен от резни и насилий... И не было позора японской войны, не было расстрелов и казней (вспомните Льва Толстого: «Не могу молчать!»), производимых в срочном порядке военно-полевыми судами, предшественниками сталинских «троек»... И не было 9-го января, когда на заснеженных улицах Петербурга полегло несколько сот человек, шедших с хоругвями и прошениями к своему государю... И не было миллионов погибших в мировой, бессмысленной для России войне («Даешь Босфор и Дарданеллы!»). И не писал объективнейший, не завербованный никакими партийными пристрастиями Чехов о беспросветной, дикой, нищей деревенской жизни, не писал еще более трагические рассказы и очерки о предреволюционной деревне Бунин... Помилуйте, ничего этого не было, и все эти зловредные экстремисты, будь то Радищев или декабристы, Перовская или Каляев, не говоря уже об «идеологах» — Чернышевском, Герцене или Лаврове — все они были попросту неудачниками в личной жизни, психически неполноценными, тщеславными мальчишками и девчонками... (Точь-в-точь аргументация андроповского КГБ по отношению к диссидентам 60-х — 70-х гг.).
Расхожий стереотип, суть которого в том, что счастливую жизнь России нарушил и взломал злоумышленный заговор в 1917 году... Чей заговор?.. Да это ясно же каждому: заговор всемирного жидомасонства, сионистов, тех самых «сионских мудрецов», которые давно лелеяли мечту погубить Россию!..
Если часто повторять одну и ту же ложь, говаривал Геббельс, она завладевает умами... Названный стереотип пускает яд в сознание самих евреев, и мы незаметно для себя начинаем ощущать свою вину... Перед Россией... И не только... И кому-то становится больно и стыдно за то, что предки его были евреями, и совестно — самому быть евреем... Далеко ли отсюда до того, чтобы (вкупе с другими качествами) еврею сделаться антисемитом?..
А вот еще один стереотип, столь же современный...
Как-то мне довелось беседовать с одним интеллигентным, образованным в разных областях человеком, который на все, как говорится, корки поносил и советскую власть, и все, что до ее падения существовало в России: выморочная, рабская страна, ГУЛАГ, оккупация Чехословакии, Афганистан...
— Позвольте, — возразил я, — но разве все исчерпывалось только сплошным холуйством? А Сахаров? А Солженицын? А Твардовский с его «Новым миром»? А Пастернак, «Доктор Живаго»? А Синявский и Даниэль, процесс над ними, точнее — над вольной мыслью, над литературой? Разве она, литература, не сопротивлялась, не боролась, как только могла? Несмотря на ГУЛАГ, цензурные запреты, непечатание, нищенское прозябание многих литераторов?..