— Кайф, — сказал Парамонов, опрокидывая новую порцию.
— А, Яков?.. — Он взял с газетки, разостланной на столике, ломтик яблока, кинул в рот, пожевал. И, неожиданно насупясь, уставился на Якова долгим, протяжным взглядом.
— Слушай, Яков, — сказал он, — за что ты меня не любишь?..
— С чего ты взял?.. — сказал Яков, заметив, что Парамонов пьянеет прямо на глазах. — За что мне тебя не любить?..
— Нет, — сказал Парамонов и погрозил ему пальцем, — ты меня не любишь... А я тебя люблю!.. Не веришь?..
— Верю, верю, — вздохнул Яков. — Это всем известно, как ты меня любишь...
— Да!.. — сказал Парамонов. — Люблю!.. Хочешь знать, за что?.. За то, что ты на сердце долго зла не держишь, это раз, и еще за то, что ты не как иные-прочие из вашего брата, которым охота, как той рыбке, и муху съесть, и на уду не сесть!.. Понял?.. Давай еще примем...
Парамонов стал разливать коньяк. Рука у него подрагивала, несколько капель выплеснулось из горлышка и упало на стол.
— Давай я, — сказал Яков и потянулся к бутылке.
— Я сам, — сказал Парамонов и поставил бутылку на прежнее место. — Поехали...
Они выпили.
— Между прочим, — сказал Яков, — ты кого имеешь в виду?.. Каких «иных-прочих»?.. Уточни...
— Ну-ну, — сказал, усмехнувшись, Парамонов и громко поскреб у себя под мышкой, — уже и обиделся... С чего это все вы такие обидчивые?.. Пошутить нельзя...
— Пошутить можно, — сказал Яков. — Только шутки шуткам рознь...
— Ну-ну, — сказал Парамонов, — больше не буду... — Но в глазах у него зажегся злой огонек. — Слушай, — сказал он, кивнув на транзистор, — ты бы приглушил свою тарахтелку.
— Это Поль Мориа, — сказал Яков.
— Ну и хрен с ним, с твоим Полем Мориа, — сказал Парамонов с напором. — Подумаешь!.. В гробу я его видел, этого Поля Мориа!.. В гробу и в белых тапочках!..
Он разлил по стаканам остатки коньяка, сунул под стол пустую бутылку и вынул из тумбочки бутылку «Столичной».
— Будем лечиться!.. — подмигнул он Якову.
Они чокнулись, выпили.
Яков не любил пьяных компаний — мало того, что его самого хмель брал плохо, ему обычно доводилось выслушивать пьяные исповеди и потом развозить не вяжущих лыка друзей по домам... Последнее впрочем на этот раз ему не грозило.
— Ты мне ответь, Яков, только честно, — сказал Парамонов, расставив острые локти и навалясь грудью на стол, — с чего это вас всегда на всяких Полей Мориа тянет?.. Вам что, своих мало?.. Ну там Чайковский или Мусоргский... Или Хачатурян, «Танец с саблями»...
— Ну, я пойду, — сказал Яков, поднимаясь.
— Нет, ты постой... — Парамонов схватил его за руку, стиснул запястье. — Ты объясни: что вы за народ за такой?.. За что ни возьмись — и то вам не так, и это не этак... И все ходите, гундите, ноете, от всего нос воротите... Да еще и других подстрекаете, настраиваете!.. И потому здесь все вам не дорого, что — чужое, не свое!.. Ну, не нравится, так и убирайтесь в свой Израиль!.. Скатертью дорожка!..
Глаза его, и без того светлые, побелели от ярости, сделались, как жесть. Яков напрягся и вырвал руку из впившихся в нее костистых пальцев. Это отчасти протрезвило Парамонова.
— Извини, если что не так... — пробормотал он, взъерошив на макушке рыжие волосы. — Я не про тебя, вот те крест... Да я за тебя, если хочешь знать, и тысячи русских не возьму!.. Чудак ты... Давай выпьем!.. — Парамонов с размаху шлепнул по донышку «Столичной», вышиб пробку, водка струей плеснула в потолок. — За дружбу... На брудершафт!..
— Не стану я с тобой пить, — сказал Яков.
Он шагнул к двери. Парамонов, едва не опрокинув стол, метнулся наперерез, уперся в дверь спиной:
— Не пущу!..
— Не пустишь?..
— Не пущу!.. — Он тяжело, жарко дышал Якову в лицо. — Хочешь — на колени стану?..
Пожалуй, он и вправду с отчаяния готов был грохнуться на колени.
Яков, содрогаясь от злости — в первую очередь на самого себя — отступил на шаг, опустился на табурет.
— Слушай, Яша, — сказал Парамонов, когда они выпили (не на брудершафт, разумеется, этого еще не хватало, да Парамонов и сам тут же забыл о своем предложении), — слушай, иди ко мне в газету. — Он взял со стола яблоко, надкусил, захрустел сочным бочком. — Ставку тебе сделаю поприличней, к тому же — гонорар, командировки... Я ведь знаю, как ты перебиваешься, все знаю... А тут... — Он дружески хлопнул Якова по плечу. — Квартиру тебе выбьем, какую положено, это лично я гарантирую, не все тебе по окраинам мыкаться... Будешь жить, как человек!.. А романы?.. Шишек за них наполучаешь, а сыт не будешь...
— Мне хватает, — бормотнул Яков.