Александр Наумович мог больше ни о чем не говорить, ни о чем не рассказывать. Но, не в силах преодолеть свой педантизм, он рассказал все. Рассказал он и о том, что, не зная, как быть, позвонил своему бывшему студенту, а впоследствии коллеге Игорю Белоцерковскому. При этом он не таил в душе никакой задней мысли, но его рассказ имел совершенно неожиданный эффект.
Едва он дошел до совета, который дал ему Игорь, едва упомянул его слова о том, что в Америке домашние животные считаются членами семьи, и тут нет двух мнений... Едва — и, возможно, в том, что он говорил, это и было самым главным, — едва он упомянул о вопросе Игоря относительно менталитета и самоидентификации, то есть, проще, считают ли они, Фил и Нэнси, себя американцами, настоящими американцами, как у обоих в лицах что-то переменилось... И они оба устремили напряженно-настороженные взгляды на Александра Наумовича...
— И что ты ответил? — спросил Фил.
Александр Наумович только пожал плечами: разве не ясно, каким был его ответ?.. И мог ли он ответить иначе?..
Он готов был выслушать и принять любые упреки. Он сказал, что все, что у него есть, то есть семьдесят девять долларов, три доллара поглотил общественный транспорт, когда он ездил проведывать Фреда, он просит принять в общий фонд... Однако Фил похлопал его по плечу и заявил, что вел он себя совершенно безупречно, спасая Фреда, и то же самое сказала Нэнси, и сказала, что было бы хорошо прямо сейчас, right now, съездить за Фредом, привезти бедного котика домой, а пока они, Фил и Алекс, будут этим заниматься, она залезет под душ и приготовит что-нибудь поесть — и выпить, да, обязательно выпить!.. — за здоровье Фреда!..
Но тут раздался звонок, Фил поднял трубку и после короткого разговора сказал, что должен отлучиться на час-полтора по срочному делу... Наскоро переодевшись, он уехал, пообещав Нэнси на обратном пути заглянуть в супермаркет, прихватить чего-нибудь поесть и выпить.
— Бизнес есть бизнес, — на ходу бросил он брату. — Это Америка...
— Возвращайся скорей, мы тебя ждем! — крикнула Нэнси ему вдогонку.
Она отправилась принимать душ, сказав: «Я не долго». Александр Наумович остался один. Впервые за последние недели он ощутил некоторое облегчение. По крайней мере, Филу и Нэнси теперь все было известно, и они, следует это признать, мужественно приняли удар... На журнальном столике по-прежнему лежала голубая папка, он так и не раскрыл ее, помешал их приезд. «Все люди — братья»... Он углубился в первую страницу, дважды пробежал ее и остался доволен: придраться было не к чему. Зато на следующей он застрял, обнаружив стык одинаковых согласных в конце и в начале слова. Он отлично сознавал, что это снобизм, но ничего не мог с собой поделать — такие стыки его мучили, он упорно старался их преодолеть, для этого ему приходилось хитрить, менять падежи, обороты, иногда переделывать всю фразу.
Низко, басовито гудел мощный кондиционер, нагнетая в комнату прохладу (Александр Наумович из экономии все это время кондиционер не включал), полупрозрачные занавеси на окнах смягчали резкий, бьющий с улицы солнечный свет, уютно, с викторианской солидностью тикали напольные часы в стеклянном футляре... Александр Наумович ничего не слышал, не замечал, тщетно пытаясь разъединить два слипшихся «л». Нэнси пришлось дважды или трижды его окликнуть, прежде чем он оторвался, да и то с явным усилием: фраза, которую он пытался перестроить, получалась запутанной, усложненной громоздким придаточным предложением.
— Кажется, я тебе помешала... Прости, пожалуйста...— проговорила она обиженно.
— Нет, что ты... — Он сообразил, как облегчить фразу, и попросту вычеркнул придаточное. Сделав это, он наконец обернулся.
Нэнси стояла на ступеньках ведущей вверх лестницы — свежая, розовая после душа, в сиреневом, до пят, купальном халате, играя коленкой, выглядывающей между расходящимися полами. Над ее головой нимбом светились пышные золотистые волосы.
Она показалась ему ослепительной.
Нэнси перехватила его взгляд, но не подала вида.
Она пожаловалась, что не может открыть чемодан.
— Я думала, может быть ты... Но ты занят, тебе не до меня...
Александр Наумович с готовностью поднялся с дивана, забыв, чего с ним раньше не случалось, захлопнуть папку с рукописью и затянуть бантиком завязки.
В комнате, куда привела его Нэнси, царил полный раскардаш — одежда, белье, какие-то коробки, сумки, склянки с парфюмерией — все это валялось где и как попало, в центре же комнаты на полу плашмя лежал плоский дорожный чемодан, застегнутый на молнию с маленьким висячим замочком.