Прежде сокольничие и ловчие добывали ловчих птиц и барсов в областях. Было определено, где и в каком месте им каждый год добывать и [было указано], чтобы то, что они добудут, они доставляли сюда и сдавали с согласия начальников сокольничих и ловчих. Для них в каждой области были назначены суммы на путевое, фуражное и вещевое довольствие и каждый год их [отпускали?] деньгами, [имевшими] более широкое хождение.
Побоями и вымогательствами [ловчие] забирали лишнее путевое и фуражное довольствие во время сбора и обязательного попечения [о них], а доставляли только незначительное число птиц и животных на улаге. В пути, в каждом городе, яме, кочевье и деревне, куда они прибывали, они забирали множество улага, на часть садились сами, на часть навьючивали свои пожитки, а [часть] отдавали попутчикам. Множество из тех животных, которых они везли, они раздавали друзьям, знакомым и разным лицам. Из-за двух-трех ловчих птиц и барсов они расходовали в пути на перевозочные средства, путевое довольствие и корм тем животным в два-три раза больше того, что им причиталось взять в областях из основных отпущенных на это сумм и необходимых средств, а то, что они властью и силою отнимали у деревень и путников, уже само по себе не имело предела. Причитающееся по количеству животных они брали по числу, которое сами указывали, и не было известно, какие это [животные], сколько их и сколько было поставлено. Вследствие этого, они доставляли не много ловчих птиц и барсов и не записывали также сколько животных имеют. В любой области бродивший по степи человек, поймавший или купивший сокола, хотел по этому поводу получить ярлык, что он джанвердар или, быть может, тархан, и притеснять и обижать людей и получать содержание, фуражное и путевое довольствие. Ежегодно приходило некоторое количество народу, они доставляли двух-трех животных, получали ярлыки, что они джанвердары, [для них] определяли содержание, фуражное и путевое довольствие, и они возвращались обратно. Какой же человек не изберет такое занятие? С каждым годом такой способ распространялся. Каждый из таких людей имел под своим покровительством сотню ра’иятов, а тысячу обижал.
Сокольничие и их начальники, которые служили при государевой ставке, имели ловчих птиц и иногда в присутствии его высочества их запускали, состояли из нескольких эмиров, нескольких ковмов и нескольких аймаков, а к ним присоединилось еще некоторое количество коноводов, погонщиков ослов и верблюдов и деревенских жителей. Все эти люди, прикрепив к поясу несколько перьев, и заткнув за пояс железный курабаси, кого ни встречали, наперед ударяли несколько раз курабасием по голове, а потом уже говорили и отнимали чалму и шапку. Некоторые говорили: «Это-де не порядок, что каждый нашивает себе на шапку перья филина», — и по этому поводу тащили шапку, а некоторые делали все, что хотели безо всякого повода. Ну, а если кто-нибудь проходил близ шатра или дома джанвердаров, то ему приходилось испытать еще и не то, и когда кто-нибудь из караванщиков, ходжей или иных людей проезжал близ деревни, в которой находилось помещение для ловчих птиц и сокольничих, то с ним приключалось такое обстоятельство, которое было уж никак не меньше грабежа. В какую бы деревню [ловчие] ни приезжали, они для своей пищи и отдельно для корма [ловчих] животных забирали баранов и кур, а для [верховых и вьючных] животных солому и ячмень. Во время походов на зимние и летние стойбища, они уже не удовлетворялись этим, а сделав особливое назначение на деревни, получали с раисов придорожных селений сверх фуражного и путевого довольствия баранов, муку, ячмень и нужные вещи и отправляли в становища на улаге [местных] жителей. Посредством захвата многочисленного улага и [его] распродажи они получали [значительные] суммы денег. Позарившись на хороших ослов, они уже больше их не возвращали, и грабили всех, кого только ни встречали в пути. Для того чтобы о них пошла слава и люди боялись, они по каждому незначительному поводу брили бороду раисам и старостам [селений] области. Всюду, где имелся смутьян, он отправлялся под их покровительство и улаживал с их помощью побоями всякое дело, которое основательно или неосновательно имел с хакимами, арбабами и ра’иятами. Если по временам [один] из баскаков и хакимов притягивал к ответу какого-нибудь принадлежавшего им коновода, [сокольничие] ломали здоровому соколу крыло и докладывали, что затеяв драку, |S 674| они-де поранили сокола, и [в этом] свидетельствовали друг за друга, [потому что] несомненно, когда государи слышат, что кто-нибудь затеял драку и сломал крыло соколу, то они гневаются. Они также придирались к баскакам, наибам и хакимам, что мы-де такую-то местность объявили заповедником, а там охотились или там проходили и вспугнули птиц. Если кто-нибудь проходил в окрестностях заповедного места, далеко ли близко ли, они без разговоров отнимали у него лошадь, одежду или сумму денег [в виде] взятки, и он с тысячью неприятностей избавлялся из их лап. О таком образе действий имеется столько рассказов, что изложение их будет излишней подробностью.