Рассказ тридцать девятый. О запрещении погонщикам ослов и верблюдов и вестовым стеснять народ
Прежде вокруг каждого почтенного человека, берегущего свою честь, и ходжи, шедшего на базар по делу или в баню, собиралось несколько погонщиков верблюдов: «Нам-де надобно столько-то денег, чтобы |S 682| спустить их на красавцев, вино, музыкантов, хлеб, мясо, приправы и прочие наши нужды, и дать должен ты». Если он не давал или отговаривался, они чинили безрассудства. В конце концов они либо получали деньги, либо его сильно избивали. Часто бывало, что у него не было денег, и он принужден был брать в долг. Лишившись денег, доброго имени и чести, он не мог уйти с базара. [Погонщики] шайками стояли у дорог, и каждый, кто таким способом, как рассказано, избавлялся из рук одной шайки и подъезжал к другой, снова испытывал то же самое, когда подъезжал к шайке погонщиков верблюдов, и еще хуже бывало, когда он подъезжал к шайке нарочных и вестовых. Часто случалось, что человек в один день попадался всем этим шайкам, потому что сделав это своим ремеслом, они сидели у всех дорог и базаров и выжидали добычу. Все они принадлежали хатунам, царевичам и эмирам, и, если кто-нибудь находил в себе силы дать им отпор, то не видел пользы в споре, ибо они [хатуны, царевичи и эмиры] обижались и полагали что так уж положено, чтобы их погонщики ослов и верблюдов и вестовые поступали таким образом и что они смеют это делать. В праздничные дни, на новый год [мусульманский], на новый год [монгольский] и в тому подобные [дни] они наряжали животных и шайками обходили дома знатных людей. Если хозяин дома показывался, они после назойливого приставания, получали то, что хотели, и произносили сто тысяч пустых речей и бредней и поношений, чтобы получить еще больше. [Таким образом] они неминуемо лишали хозяина доброго имени и кое-что получали. Если же хозяин не оказывался дома, или он не появлялся из страха перед ними, они брали в залог все, что находили, и отдавали в заклад кабатчикам и виноторговцам за большие деньги. Когда владелец [этих вещей] шел их вызволять, он слышал две тысячи поношений, претерпевал неприятности и отдавал в два-три раза больше денег, чем рассчитывал, чтобы только получить обратно свои вещи. Часто бывало, что они забирали носильное платье, одевались сами, или надевали [его] на девок[1091] и ни за что не отдавали. Каждый год в течение пяти-шести дней до установленных [праздников] и пяти-шести дней после них ни один человек не отваживался проезжать по дорогам, потому что его стаскивали [с лошади] и делали с ним все, что можно ожидать от подобного люда. С этими повадками они обходили [также] лавки, и от их бесчинств базары замирали, таможенные сборы падали, и ни одна душа против этого не принимала мер. Для вельмож и сановников в этом имелось удовольствие, что их погонщики ослов и верблюдов наряжают мулов и верблюдов и набрасывают на них ткани, чтобы суметь получить что-нибудь от людей, и они спрашивали: «Кто вам что дал, и кто ничего не дал?» — а те вследствие этого становились увереннее и набирались нахальства. Самым тяжелым из стеснений, каланов и расходов было это обстоятельство. Поскольку народ видел, что таким путем можно постоянно получать деньги и одежду, только благодаря силе, заступничеству и назойливому приставанию, которое тверже силы, то большая часть людей последовала способу погонщиков ослов и верблюдов и вестовых и стала с ними заодно. Вокруг каждого погонщика ослов собирался десяток бездельников и повес. Дошло до того, что устранить и принять против этого меры стало делом трудным.