— Теперь укрепи себя пищей, — сказал Федору индус. — У меня мало времени, а ехать нам не близко.
Караван-сарайный служитель принес плов с бараниной, вроде узбекского, поставил кувшин с холодным питьем. Федор с кашгарцем принялись за еду, а индус встал, отошел к двери.
— Почему он не ест? — тихо спросил Федор. Кашгарец предостерегающе шикнул.
— Он брахман. Они ничего не едят с другими. И мяса не едят, и еще много чего…
— А кто он? — полюбопытствовал Федор.
— Наверное, большой господин, — неопределенно ответил кашгарец. — Знаю — зовут его Лал Чандр, Он откуда-то из ближних мест, из Пенджаба…
К вечеру крытая повозка Лал Чандра была уже далеко от Амритсара. Обнаженный до пояса возница погонял коней. Лал Чандр сидя дремал, привалившись к ковровой подушке, а Федор, лежа на дне повозки, весь ушел в думы о далекой родине…
Миновали Лахор, спустились берегом реки вниз по течению. Потом свернули на запад и долго ехали пустыней, напоминавшей Приаралье. Переезжали русла пересохших речек; наконец, свернув по берегу одной из них, повозка остановилась перед железными глухими воротами в высокой каменной стене.
Ворота открылись, пропустили повозку и закрылись. Федор, выглянув, не увидел у ворот ни души. Безлюдной была и длинная дорога, что вела через сад с незнакомыми деревьями. В нагретом воздухе стоял дурманный аромат — должно быть, шел он от крупных, ярких цветов.
Повозка остановилась у высокого каменного строения; всюду ниши, а в них — изваяния странных существ.
Лал Чандр неспешно сошел на землю. За ним спрыгнул Федор, размял затекшие ноги. Следом за Лал Чандром прошел узким сводчатым полутемным коридором в прохладный зал. Там стояла большая фигура из полированного камня. Такая статуя Федору и в дурном сне не мыслилась: на невысоком, в три ступени, пьедестале сидела, подвернув под себя ноги, женщина с невиданно прекрасным лицом, слепыми глазами и загадочной, пугающей улыбкой на губах. У нее было шесть рук: две мирно сложены на коленях, две, согнутые в локтях, подняты вверх, и еще две — угрожающе простерты вперед. На ее обнаженном торсе разместились три пары грудей.
Лал Чандр сложил ладони перед лицом и пал ниц перед изваянием, замер надолго.
«Молится, — подумал Федор. — Божество какое-то. Значит, не мусульманское…»
Наконец индус поднялся, трижды поклонился богине. Потом повел Федора в небольшую комнату с голыми каменными стенами, со сводчатым потолком — чисто монастырская келья. Комната была косо освещена солнцем через окно у потолка. В полу был — бассейн с водой, видно — проточной. В бассейн спускались гладкие ступени.
— Не знаю, предписывают ли твои боги омовение, — сказал Лал Чандр. — Я прежде прочих дел должен очиститься. Если желаешь, можешь и ты совершить омовение.
Федор живо разделся и с наслаждением погрузился в прохладную воду. Начал шумно плескаться, не замечая недовольного взгляда индуса.
После омовения Лал Чандр провел Федора другим коридором в большой светлый зал. Окна выходили в сад, вместо стекол или слюды были в них затейливые ставни со сквозной резьбой. И здесь была статуя Шестирукой, только поменьше, медная, на высокой мраморной подставке.
Вдоль стен стояли низкие столы, над столами — полки. Все было уставлено стеклянными, глиняными и металлическими сосудами причудливых форм, весами, песочными и водяными часами.
В углу возвышалась печь, из кладки которой выступали изогнутые медные горлышки заделанных туда сосудов.
Одна из стен была облицована плотно пригнанными плитками матово-серого шифера. Она, видимо, служила черной доской, так как была испещрена надписями на неведомом языке, рисунками и схемами.
Но главным, что привлекло внимание Федора, была невиданная махина, стоявшая на возвышении посредине зала, против статуи Шестирукой.
Литые медные стойки, изукрашенные изображениями животных и растений, поддерживали горизонтальный вал, шейки которого лежали на медных колесиках в полфута диаметром. Посредине вала был насажен огромный диск из какого-то черного материала. Его покрывали радиально расположенные узкие блестящие (не золотые ли?) пластинки. На одном конце вала сидел шкив, охваченный круглым плетеным ремнем; оба конца ремня уходили в отверстия, проделанные в полу.
Федор стоял перед махиной, пытаясь понять ее назначение. Нигде не приходилось ему видеть ничего подобного.
Лал Чандр тронул его за плечо.
— Мне нравится, — сказал он, — что, попав сюда, ты забыл о презренной пище. Но человек слаб. Иди туда, — он показал на узкую дверь, — там тебя ждет пища, к какой ты привык. Потом ты узнаешь свое назначение и не будешь им огорчен.