– Что за чертовщина! – прошептал сталкер и рефлекторно поднял обрез.
Осторожно обойдя кусок стены, он удостоверился, что с другой стороны нет ничего кроме битого кирпича и мусора. Опять став перед дверью, он снова увидел свет и в придачу как будто почувствовал запах чего-то давно забытого и домашнего. Тоненькая полоска света гипнотизирующей силой влекла человека, нося в себе обещание тепла и уюта. Вездеход только сейчас заметил вычурную латунную ручку, и ему вдруг захотелось, взявшись за нее, войти внутрь. Испугавшись своего странного желания, он быстро отступил два шага и потом, снова обойдя стену сзади, увидел там такую же ручку. Но с этой стороны никакого света и в помине не было.
– Ты чё, мужик, деревяшки испугался! – ругнувшись вполголоса, Вездеход взялся за ручку и медленно открыл скрипучую дверь. Переступив порог, он оказался на том месте, где стоял пять минут тому назад. Ничего чрезвычайного не случилось.
– Ну и на что ты рассчитывал, болван? – пристыдив самого себя, он в сердцах захлопнул за собой дверь. Как только дверь закрылась, из-под нее опять заструился свет. Озадаченный сталкер постоял секунд десять и, наконец, решившись, нажал ручку и осторожно открыл дверь, держа обрез наготове. По мере того, как открывалась дверь, яркий свет выхватывал всё более широкую полосу из владений ночного пустыря перед домом. Ослеплённый и заинтригованный, Вездеход шагнул в свет, автоматически закрыл за собой входную дверь и остановился на пороге. Глаза медленно привыкали к свету.
Первое, что достигло сознания, ещё до момента, когда зрение прояснилось, был запах. Миллион полузабытых ощущений и мыслей ураганом нахлынули на замершего человека. В мозгу стремительно мелькали давно похороненные осколки воспоминаний: бабушка печёт пончики, мажет их домашним абрикосовым вареньем и посыпает сверху ванильным сахаром-пудрой. Мама ставит на праздничный семейный стол большой поднос с телячьими отбивными размером с тарелку. Хохочет во всё горло компания шальных школьных друзей, собравшаяся в конце дедушкиного сада вокруг мангала со шкварчащими шашлыками. Ароматные восковые свечи на рождественской ёлке отражаются в тёплых глазах жены, ласкающих его сквозь полутьму.
Целый вихрь ярких образов и чувств затопили измученные разум и душу. В чувство Вездехода привёл незнакомый голос:
– Вытри ноги, сынок! Незачем в доме грязь разводить. Да что ты стоишь в сенях, заходи милый, иди, умой руки и мигом за стол! Простынет суп-то.
Сталкер слышал слова и понимал их смысл, но не верил своим ушам, медленно, боязливо, он открыл сначала один, а потом и второй глаз. Он стоял в просторных сенях-веранде, а сквозь дверной проём виднелась большая кухня с широким дубовым столом на резных ножках. Узор на них был тот же, что и на двери. Около стола стояла немолодая уже женщина с приятным, добрым лицом и манила его рукой. Вездеход понимал, что этого нет, просто не может быть, но у него не хватало сил противиться видению из прошлого. Уставшая психика сдалась, и минуту потоптавшись на месте, он покорно вытер ноги и спросил:
– Где можно умыть руки, матушка?
– Справа от тебя ванная комната, где же ещё, как не там? – ответила женщина. – Там можешь сбросить свою одёжку, я приготовила сухое.
Повинуясь сказанному, Вездеход зашёл в неестественно чистую ванну и начал стягивать с себя омерзительно промокший, изодранный в клочья и раскисший противорадиационный комбинезон. Умывшись и избавившись от чувства нечистоплотности, сталкер надел приготовленную одежду и вышел в кухню. Женщина, не говоря ни слова, поставила на стол вместительную тарелку и насыпала в неё изрядную дозу дымящегося борща. Краешек ароматного облачка достиг и Вездехода, а волчий аппетит и муки последних четырёх суток окончательно смели остатки осторожности и рационального мышления. Не в силах сдерживаться, он жадно набросился на любимое блюдо. Глотать горячий, густой и ароматный суп для промёрзшего и жутко изголодавшегося человека было вершиной блаженства. Белые чесночные пампушки исчезали в его рте одна за другой. Женщина сидела и с тихим умилением наблюдала за тем, как он ест, а на протяжении получаса единственное, что звучало в помещении, было периодичное:
– А можно ещё порцию?
После пятой тарелки борща испарина покрыла лоб Вездехода, и он почувствовал, что больше съесть не в силах. Женщина сидела рядом, и с грустной улыбкой смотрела на пришельца. Их взгляды встретились. Сталкер никак не решался заговорить, боясь спугнуть чудесное видение. Он настолько привык к грубым, злым, жадным, хитрым или, в крайнем случае, равнодушным рожам, что с этим выражением лица не знал, что делать, и, видимо, его нерешительность была настолько очевидной, что женщина заговорила первой:
– Ну, давай, спрашивай! Чего молчишь-то?
Вездеход немного помолчал, и, собравшись с духом, наконец спросил:
– Вы кто, и где мы сейчас?
– Зовут меня Анна Михайловна, и мы в моём доме. Я знаю, что ты не поверишь мне сразу. Я не могу объяснить как да почему, но мой дом для меня остаётся целым и невредим, и пока я тут, так оно будет всегда. То, что ты видел снаружи – это твоя реальность, а то, где мы находимся сейчас – моя. Не ты первый ко мне пришёл, и не ты будешь последний, но снаружи каждый из вас видит дом по-разному. Так что не будем об этом, твое видение не имеет значения, – Анна Михайловна помолчала, вытерла руки полотенцем, и убрала со стола тарелку. Стоя у плиты, она тихо бросила через плечо:
– Ну, смелей! Задавай свои вопросы. Знаю я вас, сталкеров, любопытная вы порода. Ведь и так будешь ёрзать на скамейке, пока всего не уяснишь – в голосе звучал не то упрёк, не то горечь.
Вездеход переварил информацию, и задал следующий вопрос:
– Почему Вы здесь?
– Я жду.
– Чего ждёте? – опешил сталкер.
– Не чего, а кого. Я сына жду. Он давно ушёл. Сразу после катастрофы, как только Зона сюда добралась, мой Мишенька ушёл разведать окрестности. Ещё мальчишкой он у меня любознательный был, всё ему покажи да разъясни, а в Зоне много интересного. Вот он и бегал, а потом всё мне рассказывал. А как он умел рассказывать…! Будто сама хаживала на Свалку и в Рыжий лес! Так прошло два года, он всё носился со своими картами и непременно хотел меня отсюда вывести. А потом один раз не вернулся. Пропал. С тех пор ни слуху, ни весточки. Но он жив, я знаю! Не может быть иначе. Вот потому и жду. А до тех пор стараюсь приютить, покормить и обогреть каждого блудного пса, который забредёт сюда. А вдруг и моего Мишеньку пожалеет кто-то, да и поможет ему в нужде.
Вездеход промолчал, не зная, что сказать. Реального шанса, что сын Анны Михайловны до сих пор жив, совсем не было. Молчание затянулось, и надо было хоть как-то продолжить разговор: