По дороге к пруду мы хранили гордое молчание. Искоса поглядывая на своего молодого спутника, я едва сдерживал гнев — не только на его безрассудство и дерзость, но также и на себя самого, ибо все, что он говорил о моей ревности, было истинной правдой. Сначала Джером, теперь Элис. Как только этому упрямому, потакающему своим желаниям мальчишке удавалось внушить мне, что я не прав?
Когда мы проходили мимо храма, монахи вновь устремились в него двойной шеренгой. Очевидно, после того как тело Саймона было предано земле на монастырском кладбище, они намеревались провести вторую службу за упокой его души, хотя в случае с Синглтоном ограничились только отпеванием. С горечью я отметил про себя, что Саймон был бы рад обладать и десятой долей тех способностей и возможностей, которыми Бог так щедро одарил Марка. Когда последний монах зашел в церковь, дверь за ним с грохотом затворилась, и мы с Марком направились в сторону мирского кладбища.
Внезапно мой спутник остановился.
— Смотрите, — воскликнул он. — Вы не находите это странным?
Он указал на могилу Синглтона, которая чернела посреди белого безмолвия. Это действительно было странно: сразу после похорон на землю обрушился обильный снегопад, покрыв все вокруг белым покрывалом.
Подойдя ближе, мы не без отвращения обнаружили, что вся могила полита какой-то омерзительной вязкой жидкостью. Она поблескивала в холодных лучах солнечного света. Наклонившись, я коснулся земли пальцем, после чего поднес его к носу и презрительно фыркнул.
— Мыло! Не иначе как кто-то полил могилу мылом. Чтобы на ней не росла трава. Это мыло растопило снег.
— Но зачем?
— Разве ты никогда не читал о том, что на могилах грешников не растет трава? Когда я был еще мальчишкой, то слышал, как одну женщину за детоубийство предали смертной казни через повешение. После этого родственники ее мужа тайком прокрались к ее могиле и полили ее мылом, чтобы на ней ничего не могло вырасти. Это была месть.
— Кто бы мог это сделать?
— Откуда мне знать? — возмутился я. — О Господи! Придется попросить аббата Фабиана, чтобы он прислал сюда своих работников. Пусть велит им очистить могилу под моим наблюдением. Хотя нет. Лучше под твоим. Это будет для них унизительнее.
Разъяренный случившимся, я развернулся и направился к пруду.
Миновав кладбище, мы прошли через сад, который ныне на добрый фут скрылся под снегом. Впереди заблестел ручей, а за ним и покрытый коркой льда округлый пятачок рыбного пруда.
Я пробрался через схваченные морозом кусты. Лед на пруду стал толще и крепче прежнего, а у самого берега был припорошен снегом. Когда же я наклонился и, сильно прищурившись, вгляделся в глубину, то увидел, что посреди пруда что-то слегка поблескивает на солнце.
— Марк, посмотри вон на ту груду камней. Ту, что подпирает стену. Пойди и принеси сюда один из них. Попробуем пробить им лед.
Он тяжело вздохнул, но, встретив мой строгий взгляд, молча повиновался. Когда Марк притащил огромный кусок известняка, я отступил в сторону. Марк занес камень высоко над головой, собираясь долбануть им по льду. Раздался оглушительный грохот, из которого явствовало, что удар получился удачным, о чем также свидетельствовали полетевшие брызги вперемешку с кусками льда. Я невольно вздрогнул. Подождав, пока волнение на воде уляжется я осторожно приблизился к проруби и, опустившись на четвереньки, заглянул вниз. Перепуганная рыба носилась туда-сюда, как сумасшедшая.
— Посмотри сюда. Видишь? Блестит что-то желтое.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Марк. — Там что-то есть. Может, мне попытаться выудить это какой-нибудь палкой? Например, вашей тростью? Если вы будете держать меня за одну руку, то другой, возможно, мне удастся дотянуться до цели. Я покачал головой.
— Нет. Я хочу, чтобы ты залез туда. — Услышав мое приказание, Марк совершенно сник.
— Но ведь вода ледяная, — робко попытался воспротивиться он.
— Видишь ли, убийца Синглтона мог бросить туда свою окровавленную одежду. Поэтому давай-ка не будем упрямиться. Тебе нечего бояться. Глубина здесь не больше двух-трех футов, так что никакой угрозы для жизни нет.
Какое-то мгновение я был уверен, что он откажется. Однако я ошибся. Сжав губы, Марк принялся раздеваться — сначала плащ, потом боты и наконец туфли. Такие красивые кожаные туфли окунать в воду было крайне нежелательно. Дрожа от холода, он слегка замешкался на краю проруби. Я увидел, что его крепкие ноги почти так же белы, как снег. Потом он сделал глубокий вдох и прыгнул в воду. Она оказалась столь холодной, что Марк не удержался от вскрика.