Владимир Задорожный
Сборник мыслей о жизни и всякой-всякой всячине
Предисловие или часть, которую никто не читает и не понимает зачем она нужна.
Читатель! Сейчас ты имеешь честь читать мой первый, самый личный сборник. Поэзия — прекрасный инструмент для расслабления и понимания. Запомни! Это моё мнение, может мнение твоё иное, я не буду осуждать того, кто это читает, ведь ТЫ отныне имеешь возможность погрузиться в мысли подростка, начавшего писать лишь для того, чтобы расслабить себя, а может и для понимания всего вокруг. Может мои стихи изменят что-то в тебе, юный, или не очень юный, читатель. Расслабься и попробуй вникнуть в суть моих мыслей. Может ты почерпнёшь что-то для себя. Приятного чтения!
С уважением, Владимир
Учителям.
Когда же вы — герои света,
Учить начнёте нас любить?
Любить не бога, не зарницу,
А свет ученья нам пролить.
Вы нам всем дали базис и основы,
Вы были нам всем как родня,
Пока не стали брать от дома,
Всё то, к чему душа близка.
Вы стали алчны, но не лживы,
В душе горит домашний свет,
Но главы стали словно свечи,
Неся холодный, блеклый свет!
Так встаньте, в руки факел Знанья
Взяв, смелей ведите нас вперёд!
Зажгите свет в главах учёных,
Пока он не погаснет вновь.
Размышления о сути души в ночь 18 января.
Душа. Как много в этом слове!
И это мы, и это мир,
Что нас окутал от рожденья,
И наши сны, и мысли наши.
Но может ли душа гореть?
И может ли её взять смерть,
В свои холодные объятья?
Иль может смерть ей не страшна?
Одно могу сказать я точно,
Что нет в душе моей покоя,
Из-за того, что я спокоен.
Хотя, когда же жил тот «я»?
Ведь я был некогда другим,
Таким наивным и смешным,
Таким доверчивым, но к счастью,
Я стал осознавать себя.
Да, всё ещё мы схожи в чём-то,
Быть может, «я» был лучше часто,
Но вот теперь душе всё ясно,
То, что не смерть душе страшна.
И вы не верьте всем тем людям,
Что говорят: «Душа мертва!».
Герой молчит, боясь огласки,
Хотя в душе горит пожар.
Наш странный серый мир.
Томимый злобой каждый день,
Наш мир весь полон злых людей,
Из нас всех добр только тот,
Что за собой ведёт народ.
И полон злобы только тот,
Чья жизнь страшней, чем страшный сон,
Кошмары снятся по ночам,
И в жизнь кошмар приносит сам.
Но повинен ли он сам?
Что он родился бедным псом,
Избитым камнем за двором,
И изгнан был из дома он.
И нет смиренья, нет побед,
Они идут сквозь сотни бед,
Теряя только свой язык,
Что был распят толпою.
А кто же добр? Тот, кто прав?
Не уж-то всякий странный гад,
Даёт нам правды сто карат?
Причём не истины, а правды.
Ведь правда всякому своя,
И любопытная толпа,
На поиск истин шлёт людей
И ожидает лишь вестей.
И кто же добрый? Кто же злой?
Кто жертва
Знай — правда всякому своя,
Жизнь может вектор свой менять.
Сказка-быль о поэте и его гении,
Или
Рукопись.
Рукопись, чистейший лист, пергамент,
Как много творчества, признаний,
Ложились на листы как пух,
А наш поэт всё ждёт экзамен,
Экзамен публики, признанья,
О том, что мастер слова он.
И вот, написанный шедевр,
Написанный душою, не рукою,
Несёт он к публике, мишени,
Свою духовную стрелу,
Своё златое озаренье,
Свою душевную среду.
Однако разочарованье ждёт,
Оно как смерть, неявно и нежданно,
Наследия, однако, не оставит,
И имя мастера, шедевр,
Погибнет так же, как и он,
При свете свеч, при шуме тьмы.
И вот удар для мастера велик,
Его творенье было всеми бито,
Оно погибло, не родившись в свет,
Оно покинуто людьми вовек,
И имя мастера забыто,
Во мраке свеч огонь горит.
И вот, разгневанный на мир,
Прокляв всё то, что он считал виновным,
Его хватила ярость страха,
И вот от страха быть забытым,
Он стал крушить свою квартиру,
И вот в камин он бросил книгу…
Эпилог
Прошло два века,
Дом заброшен,
Покинул свет давно уж дед,
Спаливший свой родимый дом,