- Не правильно, - заупрямился Собрино.
- Обоснуй, - потребовал Серж.
- Не правильно, потому что мне плохо.
'Господи, - изумился Серж, - Да у него соображение, как у пятилетнего! Как его мама с папой на улицу выпустили?'
- Ладно, времени у нас дофига, - сказал Рожин, - попробую тебе кое-что объяснить.
Бертран сел.
- Вы получите десять миллионов, - сказал он ровным голосом, - Если сегодня же уберетесь с планеты и никогда больше здесь не появитесь. Ни через пять лет, ни через сто.
Повисла растерянная пауза. Некоторое время священник и контрабандист вопросительно глядели друг на друга.
- Ну, деньги-то я возьму непременно, - внезапно прервал тишину Рожин.
И пальцы Сержа сжались в хватательном рефлексе.
- Но сначала Вам придется всё объяснить.
Бертран нахмурился.
- Вы точно этого хотите? Если просто возьмете деньги и уедете, всем будет проще.
Серж отрицательно замотал головой.
- Что ты делаешь, дурак, не спугни.
- Простите? - удивился Бертран.
- Да нет, ничего, - отмахнулся Рожин, - это я не Вам.
Он перевел дух.
- Видите ли, во-первых, я с детства страшно любопытен, а, во-вторых, мой опыт подсказывает, что если человеку предлагают десять миллионов за здорово живешь, то речь идет о какой-то очень серьезной и опасной игре. И я не хочу участвовать в ней втемную.
- Вообще-то, Вы в ней уже участвуете, - возразил Бертран, - Я как раз предлагаю из нее выйти. И если...
- Рассказывайте, - перебил его Серж, - Иначе сделки не будет.
И выпучил глаза.
- С людьми моего сана так не разговаривают, - гордо заметил Бертран.
- А я - не верующий, мне можно, - с усмешкой парировал Рожин.
- Хорошо, - неожиданно согласился Бертран.
Священник поглядел в сторону, будто что-то окончательно решая, потом опять повернулся к Сержу.
- Как Вы полагаете, кто такие 'чистые'?
Серж пожал плечами.
- Я так понял - одно из течений христианства.
Бертран кивнул.
- Верно, но Вы хотя бы что-нибудь знаете о том, откуда взялось наше учение? Какова его история?
- А это имеет отношение к делу?
- Самое прямое.
Серж отрицательно помотал головой.
- В мой прошлый приезд я о нем ничего не слышал.
- Движение 'чистых' началось с проповеди святого Адриана восемьдесят шесть лет назад.
- Ты думаешь, Бог простит меня?
- Что?
Серж удивленно посмотрел на парня.
- Что тебе прощать, малёк? Списанную контрольную?
- Не смейся, я - страшный грешник, - на глазах Собрино выступили слезы, - Мы творили ужасные вещи. Я творил, - с усилием выговорил он, - Я принуждал девушек. Нападал на стариков и старух, избивал, грабил.
- Зачем? - изумился Серж, - Карманных денег не хватало?
- Затем, что это весело...
'Господи, - Рожин поперхнулся, - Да меня сейчас самого стошнит'.
- Нет! - отчаянно выкрикнул Собрино, - Мне не было весело! Но так делали все - Хосе Веласкес так делал, Хуанито Рохас, Карино Вега. Все! Они так развлекались. А я хотел быть в компании. Чтобы у меня были друзья!
- Это те друзья, которые тебя кинули?
Красивое лицо Собрино исказилось гримасой стыда. Он зажмурился и отвернулся к стене.
- Эй, стой! - Серж чувствительно дернул его за рукав, - Быстро повернись! Ой, то есть, осторожно. Аккуратно.
Собрино медленно повернул к нему голову.
- Знаешь, Собрино, - задумчиво сказал Рожин, - Я в этом, вообще-то, не силен, если по чеснаку. Но я слышал, Бог может простить любого грешника. Только тот сначала должен сам захотеть измениться. Помогать другим и всё такое.
- Я хочу... - прошептал Собрино, - Пожалуйста, расскажи мне о Боге. Чего он от меня хочет.
'Долбаная мелодрама', - подумал Серж и с удивлением понял, что краснеет.
- Адриан учил в кабаках и на улицах трущоб.
Назвав это имя, Бертран соединил пальцы рук, как будто беззвучно хлопнул в ладоши.
- Поначалу его воспринимали как дурачка. Смеялись и даже несколько раз били. Дети кидали камни и грязь.
Священник вздохнул.
- Это были жестокие времена. Адриана несколько раз забирали в полицию, но родственники вызволяли его оттуда. После очередного задержания семья отправила Адриана в психиатрическую лечебницу. Но обследовавший его доктор Кобейн не обнаружил никакого психического заболевания. Он написал, что Адриан просто безмерно наивный и чистый.
При этих словах на лице Бертрана появилась светлая улыбка.