– Оалу сказала: "Кто съест, тот сразу умрет". Кати съела и не умерла. Нор съел и тоже не умер. Они нарушили запрет. Зато они сыты. А Хат голоден. Кого должен слушать Хат? Мудрейшую или ослушницу? Хат должен слушать свой желудок, вот кого должен слушать Хат.
Он взял две рыбины и одну протянул Заросшему. Тот отчаянно замотал головой.
– Оалу сказала "нельзя", – хрипло проговорил он. – Оалу мудрая…
– Кати еще мудрей! – звонко воскликнул Нор. – Колючей рыбы много, мы можем остаться где тепло,
– От тепла болеют, – неуверенно возразил Заросший.
– Тогда почему мы греемся у костра? – нетерпеливо спросил Нор.
Хат ничего не говорил – он доедал последнюю рыбину. В желудке становилось все теплее и теплее, и Хат был счастлив.
Заросший завистливо сглотнул слюну. Украдкой осмотрелся. Рыбы ему уже не осталось.
– Нам не надо идти за холодом, – громко сказала Кати, вставая. – Иноплеменник был прав: в тепле больше дичи.
– Что ты говоришь! – испугался Заросший. – Иноплеменники всегда лгут…
– Почему? – удивился Нор.
– Потому что они наши враги, – убежденно ответил Заросший.
– Ты думаешь словами Оалу, – сказала Кати. – А я думаю своими. И ты думай своими.
– С рыбой Оалу ошиблась, – вставил Хат.
– Кати мудрее ее, – повторил Нор.
– Да я что… – смутился Заросший.
В глубине бухты раздался громкий треск. Огромная глыба льда, подточенная водой, отделилась от ледника и, сверкнув хрустальной изнанкой, рухнула. Брызнули осколки.
– Скоро льда совсем не останется, – сказала Кати. – Надо думать, как жить дальше.
– Вот вы с Оалой и думайте, – сказал Хат. – А нам поторопиться надо с починкой и наловить побольше. Сегодня племя будет плясать.
Никто не заметил, как от скалы, прикрытая выступом, бесшумно отделилась чья-то тень. Притаившаяся Оалу все слышала. Но недаром уже столько лет она была главой племени. Если она многого не знала, то одно она усвоила твердо: спорить надо только тогда, когда исход спора заранее предрешен в твою пользу.
Оалу заспешила к пещерам, чтобы опередить Кати. Сделать это было нетрудно, так как Кати сначала помогла мужчинам наловить рыбы. Потом она взяла Нора за руку.
– Пойдем.
День был прекрасен, это был ее день. Когда они отошли поодаль, Кати сказала.
– Ты смелый, Нор. Сегодня день перемен. Сегодня, если ты хочешь, ты станешь моим мужем.
Нор обрадованно и нежно посмотрел на Кати.
Последний обрывок тучи было закрыл солнце, но оно стряхнуло с себя липкие объятия, и яркий, горячий свет залил побережье. В укромном уголке, где росло дерево, было тихо, и Кати с Нором были там счастливы.
– Теперь иди, – сказала наконец Кати. – Племя ждет улова, а мне надо поохотиться на куропаток.
Но на пути ей встретилась Оалу. Женщина ждала ее, всматриваясь с высокой скалы.
– Кати! – окликнула она. – Мы ждем тебя в пещере совета, чтобы слышать твое слово.
– Мое слово? – удивилась Кати. Раньше ее никогда не приглашали в пещеру совета.
– Надо принять важное решение, – медленно и веско проговорила Оалу. Ее цепкие глаза внимательно смотрели на девушку. – Ты уже достаточно мудра, чтобы подать хороший совет. Я так считаю.
Услышанное польстило Кати. Хотя она больше и не верила в непогрешимость Оалу, в ее памяти жили благородные воспоминания о том времени, когда ей думалось, что именно недоступная другим мудрость Оалу оберегает племя от всех и всяческих бед. Кати почтительно наклонила голову. Оалу чуть-чуть усмехнулась.
– Пошли.
Когда-то Оалу была сильней всех женщин племени. Даже сейчас, на склоне лет, в ее походке была величавость, в под кожей рук перекатывались мускулы.
Пещера, где изредка совещались старейшины, располагалась в стороне от жилья, чтобы гомон и крики ребятишек не мешали раздумьям. Войдя, Кати увидела двух обычных советчиц Оалу. Те не шевельнулись при виде девушки, только Косматая бросила на нее быстрый взгляд.
В пещере было промозгло и холодно, хотя посреди уложенных кругом камней тлели угли, а в стороне лежал обломок драгоценного плавника, которым в любую минуту можно было оживить огонь.
– Вот мы и прибыли, – сказала Оалу, усаживаясь на плоский камень и знаком приглашая Кати сесть напротив. – Сначала буду говорить я.
Она помедлила. Потом вскинула голову. Глаза ее застыли и потемнели, словно там, в никому не ведомой дали, куда она смотрела, ей открылось нечто, никому более не доступное. Голос, когда она открыла рот, зазвучал глухо.
– Лед тает… Рыба уходит! Зверь меняет повадки. Голод подкрадывается к нашим пещерам! Тепло размягчает мускулы, сырость несет болезни. Страшные беды я вижу впереди! Что делать нам? Мы родились во льдах, наши предки жили во льдах и предки наших предков. Лед – наша кормилица и мать, а если мать уходит, то ребенок следует за ней. Таков высший закон. Иначе гибель. Гибель! Я сказала.
Советчицы тяжко молчали. Их темные лица были бесстрастны, как камни.
Потом они разом наклонили головы.
Невольно Кати захотелось сделать то же самое.
Усилием воли она стряхнула оцепенение.
– Я не понимаю, – робко выдавила она. – Я…
– Это потому, что ты молода, – сурово сказала Косматая.
– Молода, – эхом откликнулась вторая советчица, жилистая и худая, как рыбья кость.
– Говори, – неожиданно разрешила Оалу уже обычным своим голосом.
Кати посмотрела на нее с благодарностью.
– Может быть, я и вправду молода, – начала она неуверенно, – но я не вижу причин для ухода. Исчезла одна рыба, появилась другая…
– Которую есть нельзя, – вставила Косматая.
– Которую я съела и которая не причинила мне вреда.
– Ты ослушалась Оалу?!
– Но я хотела спасти племя от голода…
– Без совета старших? – Косматая возмущенно взметнула кулак, но сдержалась и не ударила. – Дурной и пагубный пример, – прошипела она, тяжело дыша. – Если каждый начнет пробовать, что съедобно, а что нет, племя отравится еще до новой луны! Как ты, Оалу, могла пригласить ее на совет?
– Твоя правда, – сокрушенно покачала головой Оалу. – Я предупреждала всех, что незнакомая рыба может оказаться ядовитой, что пробовать ее надо тем, у кого много опыта, а до этого следует наложить запрет. Легкомысленно поступила Кати, легкомысленно!
– Почему же тогда запрет держался столько лун? – недоуменно спросила Кати.
– Чтобы избежать риска. Белая рыба могла вернуться? Могла. Значит, надо было ждать. Это разумно. А твой поступок неразумен. Поняла?
Кати была сбита с толку. Она ничего не понимала. Она же хотела сделать как лучше! И ей помнилось, что Оалу тогда ничем не оговаривала свой запрет… А сейчас оговорила. Почему сейчас, а не тогда?
Оалу ласково коснулась плеча Кати.
– Я прощаю тебя, потому что у тебя были хорошие намерения. Вернемся к делу. Как я понимаю, возражений против ухода нет. Остается выбрать путь. Я думаю, надо идти левым краем моря…
– Но теперь у нас рыбы вдоволь! – опять не сдержалась Кати. – Зачем нам холод?
Советчицы угрожающе заворчали. Оалу вновь укоризненно посмотрела на девушку.
– Да, Кати, я ошиблась. Ты молода, слишком молода… Но я отвечу тебе. Пока было холодно, ничего не менялось, и мы точно знали, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо. Знали, откуда ждать бед, и они не застигали нас врасплох. А теперь мы этого не знаем. Что может быть хуже? Одна рыба сменила другую, кто поручится, что не будет новых перемен? И что новая рыба не отравит племя?
– Прости, о мудрейшая, но иноплеменник, пришедший к нам из тепла, говорил, что дичи там вдоволь и что они не голодают…
Глаза Оалу вспыхнули.
– А-а, вот в чем дело! – медленно и зловеще протянула она, – Ты поверила нашим врагам. Понятно. Я нарочно не сказала о самом главном. О том, что иноплеменники ждут не дождутся, чтобы нас захватило тепло. Тогда они придут по суху и убьют нас! Ты, слепая, доверилась лживым словам! Ты влюбилась в иноплеменника, теперь я поняла, где корень твоего упорства!
– Нет! – воскликнула Кати. – Нет! Я не потому! Что хорошего в холоде? Мы голодаем каждую зиму! Мы умираем от голода каждую зиму! Откуда тебе известны замыслы иноплеменников? Ты была у них и слушала их тайные речи? Нет! Если иноплеменник врал, то почему в море стало так много рыбы, почему птицы прилетают гуще, почему на берегу начали расти деревья для наших костров? Солнце веселит кровь, солнце прогоняет болезни, а солнце все жарче и жарче! Чем, Оалу, тебе так любезен холод? Чем?