Я не знаю, было ли оптимизмом начать заранее готовить пайки для спасенных или нет. Я не думаю, что они наверняка знали, успеют ли они вовремя на место крушения. Но они все равно начали готовить еду заранее, потому что, видит бог, они надеялись.
На Карпатии было три столовых помещения, которые были немедленно переквалифицированы в станции скорой помощи. К каждой приставили по врачу. В каждой в котлах готовили горячий суп, кофе и чай. Туда же начали складировать одеяла и теплую одежду. К тому времени многие пассажиры судна уже проснулись от шума – подготовка к спасательной операции дело не тихое – и многие из них включились в процесс, жертвуя свои вещи и одеяла.
А затем случилось нечто, что я предпочитаю называть "Перекинуть энергию с систем жизнеобеспечения".
Кое что о паровых кораблях – они работают на пару. Шокирующая новость, я знаю, но буквально всё на корабле приводится в движение паром, и на тот момент двигателю Карпатии нужны были мощности. Поэтому Рострон отключил горячую воду и центральное отопление по всему кораблю, кроме трех столовых, где продолжалась готовка и подготовка к встрече выживших.
Он разбудил всех инженеров, кочегаров и пожарников и перенаправил все паровые мощности на то чтобы заставить Карпатию двигаться вперед на пределах ее возможностей. И когда этот указ был выполнен, он потребовал ее двигаться еще быстрее.
Мне нужно чтобы вы поняли почему нельзя заставлять корабли двигаться быстрее заложенной в них по дизайну скорости. Двигать тонны корабельного железа сверх проектной скорости становится экспоненциально труднее с каждым узлом. Двигаться на скорости выше проектной не только опасно – кораблем становится труднее управлять – но это еще и серьезно изнашивает двигатели. Корабли не рассчитаны на то чтобы двигаться быстрее запланированной при строительстве скорости. Они так не могут. Это невозможно.
Предельная все-или-ничего, двигатели-не-выдержат-и-мы-все-сгорим-к-чертовой-матери скорость Карпатии была 14 узлов. Уклоняясь от айсбергов, в тумане, при нулевой видимости корабль мог поддерживать скорость в семь с половиной.
От них никто ничего не требовал. Никто ничего не просил. Они были на расстоянии почти в 60 миль, на траектории, усеянной айсбергами. Они были обязаны ответить по радио; они не были обязаны сделать все невозможное и сделать это хорошо. Никто бы не обвинил их, попроси они немного больше времени, чтобы оценить все риски. Никто бы не обвинил их, реши они двигаться медленно и осторожно. Никто, кроме них самих.
Практически нарушая законы физики, ломясь в полной темноте на север, они надеялись что если скостят час, полчаса, пять минут от времени пути, эти пять минут могут оказаться для кого-то спасительными.
Знайте: три человека погибли пока их поднимали из спасательных шлюпок на борт. Через час это число могло быть значительно выше.
Знайте: если бы не они, все было бы совсем по другому.
Этот корабль и его команда получили сигнал бедствия из места, куда они не могли надеяться успеть менее чем за четыре часа. Чуть более чем через три часа они уже были рядом с Титаником. Еще полчаса спустя, около четырех утра, они наконец-то нашли первые спасательные шлюпки. До половины девятого утра они продолжали доставлять выживших на борт. Пассажиры Карпатии единодушно уступали свои комнаты, койки и одежду пострадавшим, помогая команде и успокаивая рыдающих спасенных всем на что они были способны.
В итоге, 705 человек из 2208 зарегистрированных на борту Титаника были в целости и сохранности доставлены на борт Карпатии. Ни один другой корабль выживших не нашел.
В 12:20 утра, 15 апреля 1912 года в Североатлантическом океане произошло чудо. И случилось оно потому что группа людей, незнакомцев, включая пассажиров, на борту маленького, ничего не представляющего из себя парового лайнера посмотрели друг на друга и решили: мы не сможем жить с собой, если сделаем меньшее.
И я думаю, мы обязаны как минимум их за это помнить. (73)
***
Если вы когда-нибудь почувствуете что у вас на что-то уходит слишком много времени, вспомните, что во время Олимпийских Игр в Стокгольме 1912 года японский марафонец Сидзо Канакури отключился, забухав* на вечеринке расположившейся на пути марафона. Вместо того чтобы дать администрации олимпиады знать о том что он не сможет закончить маршрут, Сидзо просто собрал вещи и уехал домой, из-за чего следующие 50 лет Шведское правительство считало его пропавшим без вести.