А еще в ракетных шахтах неизвестной подлодки могут оказаться самые обычные ракеты с теми же ядерными зарядами. Ракеты противокорабельные… но могут быть и универсальными! А заряд, рассчитанный на авианосец, подлодку перебьет походя. Вот как сама Мари только что торпеду перехлестнула.
Ядерный взрыв — единственное, что может разрушить АТ поле.
Ядерный взрыв уничтожил ангела Гагиила. Тоже под водой, кстати!
Не в силах сдержать беспокойства, Мари тянется незримым лепестком АТ-поля к вражеской лодке.
И с ужасом видит, что у вражеской лодки тоже есть поле!
Слабое — скорее аура, чем полноценное поле. Оно не защищает, не атакует. И его спектр — не ангельский синий, но и не НЕРВовский искусственно-красный. Поле — белое. Цвета снега или режущего пламени водородной горелки!
«Если это колумбийцы… то АТ-поле цвета кокаина?» — думает Илластриес, и тут же понимает: никак это не могут быть торговцы наркотиками. Слишком хладнокровно отстреливались. Слишком аккуратно, без лишних размахов, делали виражи при уклонении. Водитель малолитражки не тотчас привыкает к массе автобуса; только опытный автомобилист может вкатить многотонную машину задним ходом в воротца и не сорвать зеркала… Именно так — чисто, уверенно, как по собственному двору — крутилась неизвестная подлодка массой двадцать четыре тысячи тонн…Военные моряки!
Чьи???
И вот сейчас Мари пугается всерьез! Пальцы дрожат, спину трясет в лихорадке, колются иглы нейроконтактов, а не будь LCL в капсуле — пот бы заливал глаза.
И запах — почему-то все пахнет потом… как там, в медблоке перед началом боя. Так это они все — боялись? Это вот так вот пахнет ужас?
Если сейчас контакт порвется — как на последней симуляции? Если я не выдержу??
Син!!!
«А ведь ему легче было,» — неожиданно спокойно понимает Мари, — «Шинковать инопланетную хрень куда как проще, чем сейчас приговорить человек сто экипажа, виновного только в том, что у нас и у них разные коды опознания…»
В полумиле от «Морриган» медленно, продувая балласт чуть не хором через соломинку, выскребается хотя бы на перископную глубину побитый крейсер проекта 949А. Расстояние от легкого корпуса до прочного — три с половиной метра! Это, видимо, и спасло.
Но противник никуда не делся. И непохоже, чтобы сильно пострадал. Хотя какое-то время акустик ничего не мог разобрать во взбаламученной воде — но взрывов торпед слышно не было, ни одной! Ловко увернулся, буржуй проклятый.
И кстати — с чего взяли, что это янки?
Да кто бы ни был, а стрелять он первый начал. И это уже факт, не оспоришь. Ведь не сопровождение, не учебная атака, даже не вытеснение, которое кончается то тараном, то навалом. Это выстрел, и это — война!
Что же там — наверху — происходит? С чего все началось?
Главное: что теперь делать?
Командир крейсера думает долго. Целых пять минут.
Потом открывает сейф и вынимает конверт. Вызывает ракетчика. Вошедший офицер хочет сказать: «Да Вы же совсем седой, командир!»
А потом видит в его руках конверт с кодами и тоже седеет на месте.
Светлые-светлые волосы растрепались и плывут в LCL облаком. Мари не знает, сколько прошло секунд; Мари не ощущает холода или боли от контактов; не знает, что в блоке управления ее подружка Шерил таращится на цифры синхронизации: шестьдесят четыре процента!
Мари открывает дверцу и входит в легкий вагончик городского метро Токио-три, который она столько раз видела на скопированной видеозаписи. Вагончик пуст; залит светом летним, золотистым. На пятом ряду, на жесткой деревянной скамейке сидит ее мечта — Синдзи Икари. Но только Синдзи не в форме и без оружия; и непривычно мягок взгляд Икари…
И голос — голос как будто бы снаружи вагончика:
— Чего же хочешь ты, человек?
Мари смотрит в окно. Там, примерно в пяти кабельтовых, видимая сквозь толщу воды только для самой Илластриес, висит заблудившаяся во времени и пространстве чужая подлодка. Несмотря на страшный удар, она так и не сдалась. Обострившиеся чувства Мари безо всяких акустиков сообщают, что на лодке заполняют водой пусковые шахты — чтобы выхлоп не прожег стены. Осталось минуты полторы, много — три. Откроются крышки шахт, повернутся ключи — запуск. Четыре сдвоенные шахты по правому борту разворотило, восемь ракет не выйдут. Но остальные — целых шестнадцать! — стартуют как положено. После чего «Оскар» сделает маневр — экипаж там упорный, ложками и горстями грести будет, а не сдастся. Именно оттого у них аура даже не багровая — белая! Сделает маневр — и выпустит из носовых аппаратов еще четыре ракето-торпеды… И ринется вся эта стая аккурат на «Морриган»… А тогда уже танцуй — не танцуй, а лица не уберечь.