— Ночевка — ваше дело, — ответил полицейский спокойно. — Иссора не собирается тратить деньги на благоустройство преступников.
— А суд? — на этот раз потребовал разъяснений Изнов. — Мы же должны знать, где тот суд, в который нам…
Мотор полицейской машины взревел. И фургончик покатил к видневшемуся вдалеке зданию космовокзала.
— Интересно… — только и смог проговорить Федоров.
Не менее получаса прошло прежде, чем они оказались в здании космопорта, в гулком зале. Перед тем, как найти дорогу сюда, им пришлось долго блуждать по коридорам и боковым переходам, потому что прямой доступ был наглухо перегорожен контейнерами, судя по габаритам — морскими, огромными, да еще установленными в два яруса. Бродя по темным туннелям, прилетевшие наугад отворяли двери — те, что поддавались нажиму; бывшие кабинеты и служебные помещения были забиты ящиками, картонными коробками, пустыми, в чем сразу же убедился любознательный Федоров, а также сложенными в аккуратные кипы мешками из синтетической рогожи, пленочными полотнищами и прочей тарой. Вероятно, и за запертыми дверями были те же ящики — однако, уже с содержимым. Ничто более не указывало на какую-то связь здания с космическими сообщениями. Хотя…
В одном из былых кабинетов Федоров задержался. Могло показаться, что он принюхивается — сосредоточенно, как охотничий пес.
— Вы что-то учуяли, советник?
— М-м… Вам приходилось когда-нибудь иметь дело с протидом?
— Самому — нет. Только слышал. А почему вы… А, вспомнил: этот мир обладает самыми большими в регионе его запасами. Конечно же; потому и название «Иссора» застряло в памяти. А почему вы спросили?
— Да так… — пробормотал Федоров неопределенно. — Готов спорить, что некоторое количество этого вещества находилось здесь не так уж давно. И не такое уж малое, иначе запах не сохранился бы. А ведь корабли здесь, судя по виденному, не садятся. Зачем же его сюда привозили? Гм…
— Я помню только, что он радиоактивен, — сказал Изнов. — И, кажется, служит предметом незаконной торговли. Кстати, в переговорах на Синере мне предстояло…
— Он обладает своеобразным запахом, — сказал Федоров, — и легко обнаруживается. Поэтому контрабанда протида требует особых условий; тем не менее, есть места, где она процветает.
— Я, например, ничего не почувствовал. Хотя сейчас и мне кажется… Ну, а что, если он здесь и был? Мы же не затем сели здесь, чтобы помогать им бороться с контрабандой.
— Ничего, разумеется, — ответил Федоров кратко. — Идемте дальше.
— Самое время начать аукаться, — с невеселой усмешкой проговорил Изнов. — Кажется, мы основательно заблудились. Я уже и не понимаю: на поверхности мы, под нею или над?
— Как-нибудь выберемся, — бодро откликнулся Федоров. — Еще какой-то ход я заметил — мы только что прошли мимо.
— Да это просто дыра…
— А чем мы рискуем?
— И то правда.
На этот раз они угадали верно. Судя по длинным столам и узким проходам, в зале некогда производился таможенный досмотр. Сейчас тут было безлюдно, в отличие от старт-финиша, — вероятно, потому, что развернуть торговлю мешало множество всякого хлама, загромождавшего и это помещение. Похоже, сюда стащили все, что не пригодилось новым хозяевам космодрома: старые столы и столики, стулья, поломанные пластиковые шкафы, разбитые витрины-рефрижераторы, электрические уборщики, раздавленные ящики и множество мусора, чье происхождение определить уже не представлялось возможным. Все это добро наглухо блокировало проходы — кроме одного. Зато в этом проходе сидела на высоком табурете немолодая девица с вязанием в руках — рядом со столиком, на котором разложены были в изобилии пакетики с жевательной резинкой и какие-то пестрые бумажки — скорее всего, лотерейные билеты; во всяком случае, на Терре их именно так и восприняли бы. Арестованные (наверное, так их следовало теперь называть) остановились перед нею. Обождали минуту, другую.
— У меня такое ощущение, что мы стали невидимками, — проговорил Федоров наконец. — Или может быть она незрячая? Тогда бы хоть услышала: мы пробирались сюда достаточно громко…
Нет; глаза вязальщицы, после этой фразы оторвавшиеся от рукоделия и остановившиеся на вновь прибывших, были, насколько можно судить, в совершенном порядке, и в них можно было прочитать устойчивую скуку, в каждом из шести зрачков. Она кивнула на стол и произнесла несколько слов.
— Говорит, что все, что есть, можно видеть на столе. После обеда подвезут еще чего-нибудь, — с некоторым напряжением перевел Меркурий.
— Растолкуйте ей, что мы не покупатели. Спросите, можем ли мы выйти в город, или нужно выполнить какие-то формальности? О том, что мы под арестом, лучше не упоминать. Скажите просто, что нам велено отметить прибытие; у нее это, или еще где-нибудь?
— Она спрашивает, откуда мы прибыли. Но мне, откровенно говоря, не хочется называть…
— Придумайте что-нибудь. Постойте, какой мир называл тот парень около корабля? Что-то такое… Ливрея, в этом роде.
— Ливера.
— Вот и назовите его.
— Ну, пусть Ливера, — согласился синерианин и снова пустился в объяснения. Слушая его, девица пронзала прибывших своим голографическим взглядом. Потом что-то прокричала — обращаясь, надо думать, к кому-то невидимому. Обождала и воззвала еще раз. Единственным словом, какое уловили вновь прибывшие, было уже слышанное, хотя и непонятное «Йомть», прозвучавшее сейчас раза четыре. После этого в одной из стен зала отворилась почти незаметная дверца, и появилась дама в длинном желтом одеянии. В руке она держала маленький чемоданчик. Дама приблизилась к ним решительными шагами.
— Чую недоброе, — пробормотал Федоров негромко. — Может, мы зря к ней обратились? Как думаете, сосед?
— Не танк же нас атакует, — не согласился Изнов. — Всего лишь не очень крупная женщина… Меркурий, а по-вашему? Если не смотреть им в глаза, то они оставляют вполне пристойное впечатление, не так ли?
Синерианин не ответил. Женщина между тем приблизилась. Поставила чемоданчик на стол, сдвинув жвачку в сторону. Раскрыла.
— Медицина… — опасливо пробормотал Федоров.
И в самом деле, медицинская дама вручила каждому по большой таблетке и жестами показала, что следует расстегнуть одежду на груди. Затем сделала вид, что кладет таблетку в рот и тщательно разжевывает. Из того же чемоданчика достала безигольный инъектор.
— Наверняка гадость какая-нибудь, — поморщился Федоров. — А, ладно, двум смертям не бывать…
Он забросил таблетку в рот и после мгновенного колебания начал жевать. Двое настороженно смотрели на него. Дама приложила инъектор к его шее, справа. Зашипело. Федоров проглотил. Подмигнул.
— Ничего, бывает хуже. Впечатление, как от рюмки водки. Жаль, что запить нечем. Нет, ей-богу, там градус. Даже голова закружилась…
Он все же показал, что пьет — дама замахала руками, начисто отвергая, видимо, такую возможность. Изнов и Меркурий жевали. Каждый получил и свою инъекцию. Дама показала им на жесткий диванчик чуть в стороне — впрочем, то даже не диванчик был, а вроде садовой скамейки. Сделала движение, словно садясь. Подняла руку, прижала два пальца, остальные вытянула.
— Господи! — не удержался Федоров. — Семь пальцев, а? Эй, и у этой… Я думал, они только с лица такие… не совсем этакие. А они еще и семипалые. Это только то, что видно. А если…
— Советник! — сухо окликнул его Изнов. — Вас просят присесть и, видимо, обождать чего-то в течение пяти — только не знаю, чего: минут? Часов? Дней?
— Что ж, присядем, — согласился Федоров, не совсем уверенно переступая ногами. — Голова прямо кругом идет. Боюсь, что нас все-таки подловили. Только чего ради? Мы и так ведь уже…
— Молчание! — предостерег Изнов.
— Стоило бежать так далеко, — буркнул Меркурий, — чтобы столь глупо попасться. Отрава, я уверен. Сейчас потеряем сознание, и у нас выпытают все, что угодно. Наберут материала для обвинения…