— Да, и был даже однажды финалистом первенства университета.
— Вот это и мешает вам в каратэ. Вы еще кое-как помните про свои ноги, что ими можно атаковать, но совершенно забываете про ноги противника. Где вы учились, мистер Лендис?
— Я же просил звать меня Стивом.
— Да, да, конечно, где вы учились, Стив?
— В Гарварде.
— Надо же, я тоже, выпуск 71-го года.
— А я закончил всего четыре года назад. Как это мы с вами раньше не познакомились?
— Нас как-то представляли друг другу, но дальше этого дело не пошло.
— Да, помню. Это было осенью. А что, мистер Гартфилд…
— Стив, мы же договорились.
Да, простите, Брет. А скажите честно, испугались вы, когда подумали, что убили человека?
— А я и скрывать не буду — испугался. Ведь убивать не страшно, когда делаешь это с определенной, хорошо продуманной целью и убиваешь конкретного, заранее намеченного человека строго индивидуальным, наиболее соответствующим данной ситуации способом. Тогда это не убийство, а деловое предприятие, и страх здесь не должен и не может иметь место. Другое дело — убить случайного человека, к тому же совершенно не имея такого намерения, — тут действительно можно испугаться. Поневоле увидишь в этом руку судьбы.
— Вы так говорите, Брет, как будто вам приходилось самому убивать, и неоднократно, — натянуто улыбнулся Стив, против воли чувствуя необъяснимую тягу к этому сухому, флегматичному человеку. Гартфилд закончил вывязывать перед зеркалом узел галстука и повернулся к Стиву.
— Я ведь два года прослужил в армии в зеленых беретах, из них один год — во Вьетнаме, — просто сказал он. — И это был не самый лучший для нас год во Вьетнаме.
Вьетконг тогда уже имел хорошее русское оружие и многолетний опыт партизанской войны в джунглях. И они верили в то, за что воюют, а это, убежден, очень много значит на войне. Там, в джунглях, приходилось убивать почти каждый день, хотя тогда уже было ясно, что все это бесполезно и нам вот-вот дадут пинка под зад.
— Но вы все равно продолжали убивать?
— Да, приходилось, но только, чтобы самому не быть убитым. Впрочем, среди нас было немало таких, кто убивал для удовольствия. Для них убийство было, как наркотики, хотя и настоящих наркоманов там, как правило, тоже хватало. Все они, те, кто убивал для удовольствия, погибли.
Нельзя наслаждаться убийством ни человека, ни животного.
Это делают лишь психически больные люди.
— Вы, часом, не буддист, Брет? Это было бы не первым случаем, когда бывший зеленый берет становился буддистом.
— Нет, я не отвергаю убийство вообще, я просто не признаю людей, убивающих для своего удовольствия, впрочем, убийство из мести тоже нежелательно.
— Ну, а убийство как способ достижения какой-то важной цели вы признаете? — спросил, не выдержав, — Стив и сам удивился своему волнению, с которым ждал ответа.
Видимо, что-то в его голосе заставило Гартфилда внимательно посмотреть на него и немного помедлить с ответом.
— Ну, почему же, нет? Убийство как способ достижения конкретной цели я признаю, так как это зачастую самый легкий, быстрый, а иногда и единственный способ получить то, что хочешь. Главное — четко представлять себе эту цель и выбрать соответственно этому единственно правильное время, способ и объект убийства. Вот и все.
Они вышли из душа и направились к клубной автостоянке.
У Гартфилда была длинная серебристая "альфа-ромео".
— Садитесь, Стив, я подвезу вас, — предложил он. — Вам сегодня лучше не садиться за руль.
Пока они выруливали со стоянки и ждали, когда откроют ворота, запиравшиеся с тех пор, как участились случаи угона автомашин, Стив думал, как продолжить начатый разговор. Наконец, Гартфилд, внимательно наблюдавший за ним в зеркало, — Стив сидел на заднем сиденьи, — сказал:
— Вас что-то еще, я вижу, интересует? Говорите, не стесняйтесь.
— Да нет, — замялся Стив, — просто, рассуждая так свободно и легко об убийстве, как деловом предприятии, вы совсем не упоминаете о таком его аспекте, как уголовное наказание. Я где-то читал, что до 70 процентов всех убийств раскрывается. Что вы на это скажете?