До родов Соне оставалось чуть больше двух месяцев, ее положили в больницу для постоянного наблюдения. Через неделю после госпитализации у нее, как и всегда внезапно, возник контакт с сестрой. Необычной была яркость и сила ощущений. Обшарпанные стены больничной палаты внезапно исчезли, и перед глазами Сони возникла ярко освещенная комната с ослепительно белыми стенами, выложенными кафелем. Соня увидела, что лежит на каком-то странном сооружении с приподнятым головным концом и может рассмотреть свои широко разведенные в стороны ноги и громадный живот, накрытые простыней. В ногах у нее сидел мужчина в марлевой маске, белой шапочке и халате, он что-то делает с ней, внутри… Рядом, держа ее за запястье, стоит женщина тоже в белом халате и говорит ей по-английски:
— Ну же, миссис Хофф, еще немного, ну постарайтесь, помогите нам и себе.
Соня понимала, что немедленно должна что-то сделать, какую-то громадную, непосильную для нее работу. Она старалась вспомнить, что же она должна сделать, но сознание ускользало. Внезапно страшная, нестерпимая боль пронзила ее изнутри, потом еще и еще раз. Соня закричала, уже понимая, что это конец, и тут боль вдруг разом отпустила, оставшись только занозой в сердце — Она еще успела увидеть новорожденного, которого кто-то поднес ей к самому лицу, и подумала: "Слава Богу, мальчик, ему легче будет без матери…", внезапно заноза, сидевшая в сердце, стала расти и расти, превратилась в громадный кол, который вбивали все глубже и глубже, пока оно не разорвалось. Разом наступили мрак и тишина.
Очнувшись лишь через несколько часов, Соня узнала, что у нес преждевременно родился мальчик. Врачи очень боялись, что сердце не выдержит, но, к счастью, все обошлось. Дежурный кардиолог сказал, что доношенного младенца при ее сердце вряд ли удалось бы родить. Соня взглянула на сморщенное коричневое личико принесенного ей ребенка и молча отвернулась к стене. Она знала, что там, на другом конце света, умерла в родах ее сестра-близнец, ее половина, умерла, подарив жизнь Соне, но оставив в ее душе навсегда холод и пустоту, которые не заполнить никогда. Никем.
Брак Сони с Александром Крайновым оказался недолговечным. Они разошлись, когда их сыну исполнилось три года. Мальчик, названный по настоянию отца Сашей, рос здоровым ребенком, несмотря на преждевременность своего появления на свет. Он рано начал читать и буквально глотал приносимые мамой из библиотеки книги Джека Лондона, Брет Гарта, а позже Драйзера. Софья Исааковна часто рассказывала сыну, что в Америке у него есть дедушка, дядя и двоюродный брат, родившийся с ним в один день. Она описывала мальчику дом деда на побережье Тихого океана, и под влиянием рассказов матери и прочитанных книг в Алике зародилось пока еще смутное, но вполне осознанное желание увидеть этот далекий, во многом непонятный, но такой привлекательный мир.
Однажды, когда Алику не было еще и десяти, сидя на старом диване и прижавшись к теплому маминому боку, он слушал ее рассказы, и вдруг неожиданно спросил:
— Мам, а вдруг меня перепутали в больнице?
— В какой больнице, сынок?
— Ну в той, где ты меня родила.
— В родильном доме?
— Ну да. Вдруг там у какого-нибудь американца тоже родился сын, а меня с ним перепутали? Потом этот американец увидит, что это не его сын, станет меня искать. Найдет и увезет с собой в Америку.
— И ты поедешь? И бросишь меня здесь одну?
— Ну что ты, мамочка, мы тебя возьмем с собой в Америку, и будем там все вместе жить во дворце на берегу океана.
Софья Исааковна порывисто обняла сына и поцеловала в лобик.
— Ах ты мой фантазер ненаглядный!
— Мам, ну правда, почему мы с тобой не можем поехать в Америку, как дедушка?
— Сейчас это никак не получится, Алинька, потому что бабушка уже зовет нас ужинать, — отшутилась мама, — но если ты будешь всегда кушать манную кашу, то вырастешь большим и тогда поедешь в Америку.
Через двадцать семь лет, глядя вниз через Иллюминатор "Боинга-747" на панораму громадного города, раскинувшегося на берегу океана, сын вспомнит мамины слова и попытается прикинуть, сколько же манной каши пришлось ему съесть, прежде чем его детская мечта исполнилась.
В школе Алик Крайнов изучал немецкий язык, но Соня, видя его непроходящий интерес к Америке, договорилась с соседкой по подъезду за небольшую плату об уроках английского языка. К удивлению матери, уроки так захватили мальчика, что через несколько месяцев она уже ревновала сына к новому увлечению, хотя сама же и вызвала его к жизни. Придя из школы, пообедав и сделав наскоро уроки, Алик бежал наверх, на четвертый этаж, к своей преподавательнице, а приходил от нее только к ужину, да и то, как не без основания подозревала мать, лишь потому, что Мария Вальтеровна просто выставляла его за дверь.