"15 июня. Дорогой кузен, извини, что буду называть тебя так, поскольку нас с тобой никто не познакомил. Я бы хотел поделиться с тобой некоторыми своими мыслями, так как других близких людей у меня нет.
Мне, как и тебе, тридцать два года — возраст вполне зрелый, но у меня тем не менее нет настоящего, которое бы меня устраивало, и думаю, что нет и будущего. Не собираюсь винить в этом печальном факте обстоятельства, поскольку совершенно очевидно, что дело во мне самом, в каких-то ущербных качествах моей личности, мешающих мне добиваться от жизни того, чего хочется, и получать от этого радость. Наверное, обладай я другим характером волевым, решительным, жестким, — я бы мог многое изменить в своей жизни к лучшему, но, увы, — у меня такой характер, какой есть, и другого, к сожалению, не будет".
В этот миг Алику пришла в голову идея, от которой его буквально бросило в жар. Постой, постой, а что, если попробовать все же изменить свой проклятый характер, изменить полностью?! Он швырнул тетрадь, порылся в нижнем ящике письменного стола, нашел свои старые лабораторные журналы, принялся лихорадочно их перелистывать. Ага, вот он, журнал за 1975 год. В то время Алик еще работал на кафедре физиологии и обнаружил очень интересное явление. Если проецировать запись работы мозга одной крысы с помощью электродов через усилитель на мозг другой, то иногда вторая крыса начинает вести себя так же, как вела себя первая. Правда, этот эффект удавалось получить очень редко, но Крайнов, тогда, увлекшись, провел громадное количество опытов и убедился, что возможность передачи характерных поведенческих реакций от одной крысы к другой-несомненный факт.
В то время у него не хватило знаний, фактического материала и технического оснащения, чтобы определить, почему этот эффект достигался лишь изредка. Теперь все иначе. Он располагает прекрасной высокочувствительной аппаратурой, за эти годы он накопил опыт и, главное, у него был собственный энцефалографический атлас, какого, наверное, не было больше ни у кого в мире! Алик сжал пылающий лоб руками и попытался трезво обдумать пришедшую ему в голову идею со всех сторон.
"17 июня. Дорогой кузен, решил опять побеседовать с тобой, чтобы четче представить себе то, что собираюсь сделать. Тютчев сказал: "Мысль изреченная есть ложь!" Я с этим решительно не согласен. Наоборот, пока не сформулируешь свою мысль, не оформишь ее в слова, она как бы не существует, ускользает от тебя, может опять бесследно раствориться в хаосе, из которого возникла. Так вот то, чем я хотел с тобой поделиться.
Я хочу из отрезков энцефалограмм, которые соответствуют отдельным чертам характера, и пользуясь своим атласом, составить полную энцефалограмму человека, включающую в себя все эти черты. Это будет запись мозга человека энергичного, волевого, решительного, если надо, то жестокого. Я назвал его условно "электронным суперменом".
Представляешь, самого человека в природе не существует, а его энцефалограмма есть! Основная трудность в том, чтобы подобрать для моего электронного супермена такие черты характера, которые бы не противоречили друг другу, иначе получится шизоидная личность. Придется проконсультироваться по этому поводу с нашими психиатрами. Ты спросишь меня, зачем вдруг понадобилось создавать такую энцефалограмму. Я отвечу тебе — я хочу попробовать спроецировать ее на свой мозг, чтобы приобрести все эти, так недостающие мне, черты характера. Какова идея, а?"
"26 июня. Дорогой кузен, все эти дни не разговаривал с тобой — работал над монтажом своего электронного супермена по 15–16 часов в сутки. Вчера поздно вечером подклеил, наконец, последний участок ленты. Сегодня днем проконсультировал свое родившееся в муках детище у профессора Эттингера — нашего крупнейшего психиатра, специалиста по пограничным состояниям и шизофрении.
Он внимательно посмотрел сводные результаты тестов и фрагменты записи работы мозга разных людей, пожевал губами, сунул в рот дужку очков и сказал:
— М-да! Интересный у вас знакомый. Безусловно, незаурядная личность, но я не хотел бы оказаться с ним вдвоем на необитаемом острове, где отсутствует продовольственный магазин.
— Александр Павлович, но этот… мой знакомый, он нормален?
— О да, вполне, не менее чем Гитлер или Наполеон.
— Вы хотите сказать…?
— Я хочу сказать что при данном, правда, несколько страшноватом, сочетании черт характера, у него должно быть чрезвычайно развито честолюбие и жажда власти. Кем он работает, этот человек?