Выбрать главу

— Ну что ж, Александр Александрович, — в голосе Цветкова проскользнуло почти неприкрытое облегчение — я почему-то так и подумал, что вы не совсем тот прямолинейный идеалист и борец за правду, каким вас считает большинство моих коллег. Вероятно, мы неверно оценили ваш масштаб? Это так, Александр Александрович?

— Говорите, говорите, Станислав Владимирович, я вас внимательно слушаю, — подбодрил собеседника Крайнов.

— Вы по-прежнему не хотите со мной ни о чем поговорить?

— Нет, Станислав Владимирович, с вами лично я ни о чем не хочу говорить.

— Надеюсь, это не из-за вчерашнего инцидента?

— Ну что вы, это здесь ни при чем. Я просто не хочу говорить ни с кем в отдельности. Пришлось бы вести слишком много таких отдельных разговоров. Вы меня поняли, Станислав Владимирович?

В голосе Цветкова звучало явное облегчение, когда он ответил:

— Думаю, что я вас понял. Что ж, тогда вам следует поговорить с Ангелиной Ивановной Протасовой. Она уже много лет работает заместителем управляющего трестом ресторанов и столовых района. Мы все ее очень любим и уважаем, надеюсь, и вы с ней найдете общий язык.

— И я на это надеюсь, Станислав Владимирович. Когда вы сможете устроить с ней встречу?

— Думаю, через недельку, не раньше. Вы же понимаете…

— Конечно, конечно, я не спешу. Чтобы наша встреча носила конструктивный характер, ее надо как следует подготовить.

— Александр Александрович, вы по-прежнему собираетесь отослать вчерашний акт обследования на Петровку?

— Нет, я думаю, что мне надо над ним еще поработать с недельку. Факты, там указанные, очень серьезны, нужна будет плановая повторная проверка, а может быть, и не одна.

— Ну что ж, Александр Александрович, — уже совсем повеселевшим голосом заключил Цветков, — всегда рад видеть вас у нас в ресторане. До свиданья.

Он помолчал и почти смущенно добавил:

— А за вчерашнее вы уж извините.

— Ничего, Станислав Владимирович. Всего наилучшего.

Крайнов положил трубку и с чувством выполненного долга констатировал, что лед, кажется, наконец-то тронулся.

Ангелина Ивановна Протасова оказалась уже немолодой женщиной с замысловатой прической башенкой, полным набором золотых коронок и обилием косметики на жирном, пористом лице. Разговор с ней проходил один на один в ее кабинете при запертых дверях и отключенном телефоне. В результате короткого, но отчаянного торга Алекс ежемесячно становился богаче на четыре тысячи рублей, за что обещал прекратить "боевые действия" против общепитовских точек.

— Вы знаете, Александр Александрович, — с восхищением сказала ему на прощание Протасова после того, как был оговорен безопасный способ передачи денег, — вы мне очень напоминаете моего покойного мужа. У него тоже была хорошая деловая хватка, но до вас ему было далеко. Смотрите только, не увлекайтесь. Всех денег все равно не заработать.

— Да что вы, Ангелина Ивановна, — обаятельно улыбнулся Крайнов, — ведь мне не много нужно: так, чтобы на хлеб с маслом хватало.

— Значит, вы очень много едите этого хлеба с маслом, — хмыкнула Ангелина Ивановна, — хотя, глядя на вас, этого не скажешь, — добавила она, оценивающе окидывая взглядом стройную спортивную фигуру Крайнова.

За два года, прошедшие после его ухода из НИИ психиатрии, Алекс сильно изменился и внутренне, и внешне. Стригся коротко, одевался со строгой элегантностью, на что ушли почти вое деньги, оставшиеся после смерти матери. Много огорчений Алексу приносило доставшееся ему нетренированное слабое тело. При первой же пробежке по парку у него через две минуты начиналась одышка. Сердце колотилось, как пойманный в силок заяц, пот заливал глаза, но Алекс продолжал бегать, пока не сваливался совершенно обессиленный. На следующий день он еле поднимался с постели. Болело все: спина, живот, но особенно мучительно ныли мышцы ног. Каждый шаг причинял резкую боль, икры сводила судорога. Алекс скрипел зубами, ругался, но снова и снова, натягивая тренировочный костюм, отправлялся в парк бегать. За первые три месяца он не пропустил ни одной тренировки. Несколько раз за это время он думал, что его хватит инфаркт. Кололо в правом подреберье, раскаленный воздух обдирал наждаком пересохшее горло, а по ночам он с криком просыпался от того, что судорогой сводило мышцы и пальцы ног. Но Алекс заставлял себя продолжать бегать, и к ноябрю почувствовал, что втянулся и даже испытывает от бега удовольствие.