— Жаль ее, — вздохнул Алекс, — когда-то она была дружна с моей матерью, вот я и пытался от души помочь ей. Бедная женщина.
Ангелину Ивановну Протасову выписали из больницы только через три месяца. Она полностью лишилась речи, никого не узнавала и ни на что не реагировала, лежала целыми днями неподвижно, бессмысленно блуждая по потолку глазами. Промучившись с ней два месяца, дочь оформила ее в дом инвалидов.
Свой тридцать шестой день рождения Крайнов встречал у себя дома в одиночестве. Настроение у него было неважное, видеть никого не хотелось. Денег оставалось около тридцати тысяч. При его образе жизни их могло хватить лет на пять, а что потом? Из санэпидемстанции он только что уволился, денежных поступлений не ожидалось. Надо было опять что-то предпринять, тем более, что его энергичная, честолюбивая натура все сильнее требовала для себя какого-то грандиозного дела. Крайнов достал из письменного стола папку с рисунками матери и стал их задумчиво рассматривать.
Светлые детские грезы о сказочно прекрасной стране, простирающейся от Тихого до Атлантического океана, всплыли сейчас в его памяти. В конце концов, почему бы и нет? В Союзе его ничто не держит, а в Америке для него могут открыться какие-то новые возможности, которые, живя здесь, просто нельзя предугадать. В конце концов, просто есть смысл посмотреть мир. Вот только с какой стороны к этому подступиться? Для начала нужно попробовать разыскать своих американских родственников. Может быть, они смогут как-то помочь ему с выездом в Штаты. Если захотят, конечно.
На следующий день с утра, взяв с собой все необходимые документы, оставшиеся от матери, Крайнов поехал на улицу Горького в Инюрколлегию. После получаса по разным кабинетам этой почтенной организации, он, наконец, попал к нужному ему чиновнику. Тот переписал установочные данные Софьи Исааковны, и вдруг медленно поднял голову, глядя на Крайнова с каким-то странным выражением лица. Не веря себе, он еще раз перечитал все документы и, попросив подождать его пять минут, вышел из кабинета, бросив у порога на Алекса загадочно-торжествующий взгляд. Вернулся он с коричневой папкой в руках, содержимое которой объясняло его загадочный вид.
В 1974 году в возрасте восьмидесяти лет в Нью-Йорке в здравом уме и твердой памяти скончался крупный бизнесмен, владелец известной ювелирной фирмы "Дайамонд инкорпорейтед" Айзек Гобровски. Вероятно, старик до последних дней в душе надеялся, что его дочь Соня, оставшаяся в России, жива. Завещание предусматривало сохранение семейной фирмы в руках его сына — Роберта Гобровски, а значительная сумма в восемьсот тысяч долларов, помещенная в акции этой фирмы, делилась поровну между внуком Айзека Гобровски от его дочери Дины-Майклом Хоффом и оставшейся в России второй дочерью, Соней, либо, если ее нет в живых, ее наследниками.
В случае, если по истечении десяти лет с момента оглашения завещания Софья Исааковна Гобровская или ее наследники не предъявят свои права на причитающуюся долю наследства, эта сумма вместе с процентами должна быть перечислена Нью-йоркской синагоге на оказание помощи эмигрантам из России. Видимо, под конец жизни угрызения совести, вызванные воспоминаниями о многих обманутых им соотечественниках, изрядно докучали старому Айзеку.
— А когда истекают эти десять лет?
— Через три месяца.
— Вот уж, действительно, вовремя спохватился, — хмыкнул Алекс и уточнил: — А нет ли каких-нибудь дополнительных условий или ограничений для получения наследства?
— Нет, никаких дополнительных условий, — ответил сотрудник Инюрколлегии, с нескрываемым любопытством разглядывая человека, па которого, словно с неба, свалилось огромное, фантастическое богатство.
Не в силах сдержаться, он встал из-за стола, снова сел, зачем-то переложил с места на место документы и сказал подрагивающим от возбуждения голосом:
— Вы, наверное, не совсем хорошо уяснили суть того, что я вам зачитал. Вы унаследовали очень, очень большие деньги. Учитывая выросшие за эти десять лет сложные проценты, даже после выплаты налога на наследство, вам останется около шестисот тысяч долларов — это чуть ли не четыреста тысяч в советских рублях. Почти полмиллиона! Боюсь, что вы просто не можете представить себе всей громадности этой суммы.