— Я ж не лечить — кровь остановить только, — попытался оправдаться я.
— Все равно дебил. Пуля в ране — как поток можно выровнять? — Лекарь подошел к белому шкафчику и открыл дверцу. — Случай сложный: кость раздроблена, пуля в ране, еще и самолечением занимался. Запросто без руки остаться можешь…
— Сколько?
— Полсотни. Есть деньги с собой? — Доставать инструменты и зелья целитель не спешил.
— Полтинник?! Да Хирург за огнестрел конечностей больше империала не берет. — Мне удалось повернуться на бок и расслабить затекшую шею. — Двадцатка максимум.
— Не вертись! До Хирурга еще добраться надо.
— Империал за операцию, золотой извозчику. Чистая экономия четыре рубля. — Я снова лег на спину.
— Я за осмотр меньше пяти рублей не беру. — Салават от шкафа не отошел и задумчиво разглядывал блестящий скальпель. — Плати и катись к своему Хирургу.
— А я за шутки про аборты сразу убиваю. — Дурнота накатывалась волнами, и соображать становилось все трудней. — Решай уже, будешь оперировать за двадцатку, нет?
— Да только ингредиенты для «Небесного исцеленья» три червонца стоят. А еще пулю доставать, — продолжал гнуть свое целитель.
— Зачем мне твое «Небесное исцеление»? У тебя что, «Синего доктора» нет?
— Печень посадить хочешь?
— Ты не о моей печени, ты о моей руке позаботься. — Я закрыл глаза, потолок перестал вращаться, но теперь закачало меня самого.
— Хозяин — барин. Деньги вперед, а то умрешь еще, — вздохнул башкир и начал выкладывать инструменты на поднос из нержавеющей стали, — от болевого шока.
— Умру — все деньги с трупа забрать можешь, — не открывая глаз, я устроил поудобней голову, — если с другими кредиторами договоришься, конечно.
— Черт с тобой, не заплатишь — сам зарежу. — Салават пропитал остропахнущим зельем ворсистую ткань, свернул из нее валик и подошел к кушетке: — Закуси.
Отключился я моментально и совершенно незаметно — первый признак первоклассного анестезирующего зелья. Вот возвращалось сознание медленно. Внезапно я понял, что лежу с открытыми глазами и мир становится все четче и четче. Когда все трещины на потолке буквально врезались в сетчатку глаза, я замотал правой рукой, и лекарь убрал ватку, от запаха которой у меня уже перехватило дыхание. Эта штука потермоядерней нашатыря будет.
— Ну и как оно? — предпринял я попытку задать вопрос, но из горла вырвался лишь неразборчивый хрип. Не произнеся ни слова, Салават протянул мне граненый двухсотграммовый стакан, почти полностью заполненный чем-то темно-синим. Выхватив его, я одним махом заглотнул содержимое. И хорошо, что одним махом, — сделать второй глоток у меня не хватило бы силы воли. Вязкая жидкость склизким холодным комком провалилась вниз по пищеводу. От мерзкого кислого вкуса меня всего скрутило, а в живот словно насыпали полкило толченого стекла. Беззвучно раскрывая рот, я указал рукой на стоящий на столе графин.
— Эх, молодежь, молодежь… Говорил ведь — на здоровье не экономят. — Салават только покачал головой и хмыкнул: — Деньгу зажал, теперь мучайся.
Жжение стало нестерпимым, я соскользнул с кушетки и, перебирая руками по стене, подобрался к столу, по пути едва не смахнув стоящие на полке горшки с кактусами. Но башкир моментально оказался рядом и загородил от меня графин с водой:
— Пить тебе нельзя шесть часов, есть до завтрашнего утра, про алкоголь забудь на двое суток.
Я покрутил пальцем у виска. Если прямо сейчас воды не хлебну, мне что шесть часов, что двое суток, разницы нет — не выходя отсюда, окочурюсь.
— Да не суетись ты. Подожди, сейчас пройдет уже. — Салават переставил графин на дальний край стола. — Давай вернемся к вопросу об оплате моих профессиональных услуг.
Я, сглотнув вязкую слюну, прислушался к своим ощущениям — вроде отпускать начало, — вытащил два империала, полученные от Дениса, и положил на стол. Лекарь внимательно осмотрел монеты, проверил на зуб и кинул в узкую щель стального ящичка, привинченного к полу. Удобно — не надо сейф открывать и вводить пациентов в искушение видом золотишка.
— Сда… — попытался просипеть я, но горло снова обожгло огнем, и полностью слово выговорить не получилось. Салават, однако, меня понял правильно, укоризненно вздохнул и выудил из кармана местами почти чистого белого халата двадцать пять копеек серебром. Может, он хоть теперь воды нальет? Я снова указал на графин.
— Учти: насчет воды я не шутил. Дело хозяйское, хочешь печень посадить или прободение желудка заработать, пей, сколько влезет. Только мне потом не жалуйся — ничем помочь не смогу. — Получив деньги, лекарь стал гораздо спокойней относиться к состоянию моего здоровья. — Будешь пить? Нет? То-то же. И смотри, или деньги на «Небесное исцеление» копи, или раньше, чем через три месяца, даже не приходи — «Синий доктор» штука серьезная, печень гробит будь здоров.
Я кивнул, подошел к кушетке и достал упавшую под нее куртку. Потом поднял со стула шапку и шарф. Надеюсь, до дома доковыляю — наркоз бесследно не прошел, движения были заторможены, а звуки доходили словно сквозь толстый слой ваты.
— Да, это… посмотри, повязка плотно сидит? — окликнул меня Салават. Я посмотрел на туго намотанный на раненую руку бинт, на котором уже начинало расползаться синее пятно, накинул на правое плечо куртку и, ничего не ответив, вышел на улицу.
Ветра не было, солнце светило не менее ярко, чем утром, но меня бил озноб. Из-за раненой руки застегнуть куртку было невозможно, и почти всю дорогу до морга я бежал бегом. Бежал… В нормальном состоянии это не тянуло даже на быстрый шаг. Все бы ничего, но на поворотах меня заносило, и пару раз избежать падения удалось только чудом. Устоять устоял, но в разорванную пятку валенка набился мокрый снег. Сквозь туманную пелену мимо проносились знакомые ориентиры: изукрашенная золотыми драконами вывеска «Травы и тайные сборы», почти не очищенное от снега крылечко у конторы чудака, единственной способностью которого был дар находить потерянные вещи, обшарпанное объявление над окном гадалки — «Хиромантия, Таро, коррекция судьбы». А вот и ограда морга. Пролезть через дыру в заборе в таком состоянии было нереально, пришлось тащиться до центрального входа. Проходя мимо бетонного основания солнечных часов, я остановился и долго соображал, который час. Получалось, что почти полдень. Пара часов свободных есть, можно успеть заскочить за амулетом. Или лучше отлежаться? Нет, не пойдет — если засну, то непонятно, когда проснусь. А у меня дел сегодня полно.
Спустившись к себе, я в изнеможении повалился на тюфяк. Ломило все тело. Немного отдышавшись, стянул порезанный свитер и начал медленно избавляться от нагрудника. Кое-как мне удалось расстегнуть все ремни и скинуть доспехи на пол, не потревожив при этом раненую руку. Безопасность — вещь важная, но сегодня лишний вес запросто загонит меня в могилу. И так сердце как отбойный молоток стучит. Валенки я швырнул к двери: стоит попробовать отдать в починку. Всяко дешевле обойдется, чем новые покупать. Что с джинсами? Вроде нормально: в паре мест кровью заляпаны, но на черном этого почти не видно. Все, теперь переодеться, достать деньги и можно выдвигаться.
Сборы много времени не заняли. С деньгами так вообще проблем не было — выгрести пришлось все. И серебряный рубль, вырученный от продажи трофеев, и сданный с двух империалов четвертак, и даже два червонца советской чеканки, сберегаемые на черный день. Двести тысяч ассигнациями выкладывать не стал. За амулет расплатиться ими нельзя, у меня на них другие планы. Наибольшую сложность доставил выбор замены свитеру. В конце концов я остановился на пуховой кофте, в которой обычно ходил в патрули. Пусть п отом воняет, зато тепло. А кому не нравится, пусть не нюхает. Сырые ботинки за два часа суше не стали, но деваться некуда: другой обуви сейчас не найти. Пока обувался, на глаза попалась пирамидка, стоящая на коробке с тушенкой. Надев фуфайку и сунув пирамидку в карман, я сдернул с гвоздя ключ от оружейного шкафчика и вышел на улицу, но вместо того чтобы пойти к центральному входу, свернул с главной аллеи и, проваливаясь в глубокий снег, начал продираться сквозь кусты акации. Блин, лета почти и не бывает, когда они расти успевают? Добравшись до изогнутого вяза, я засунул руку в узкое дупло и вытащил полиэтиленовый пакет, попутно вытряхнув на свет божий полуистлевшие листья. Пакет разворачивать не было необходимости, ничего с его содержимым за месяц случиться не могло. В пол-литровой пластиковой бутылочке находился вмороженный в лед корешок с мизинец длиной. Железный корень — вещь редкая и для понимающих людей весьма ценная. Единственное неудобство — хранить его необходимо при минусовой температуре, что при отсутствии морозильника достаточно затруднительно.