Внимательно осмотрев его из-под полуопущенных ресниц, старик пошевелил пальцами на ручке кресла и тихо спросил:
— В чем дело?
Иуда изложил все, что услышал от своего нежданного гостя: что распускаются слухи, будто Казненный обещал в третий день воскреснуть, что сегодня как раз последняя ночь и что необходимо принять меры, дабы разгромленная секта не возродилась снова.
Все так же тихо и не меняя позы, Первосвященник, чуть-чуть брезгливо, уронил:
— Я уже распорядился поставить у склепа стражу…
Иуда еле удержался от улыбки: принимая во внимание его недавнего посетителя, догадаться об этом было нетрудно… Однако он искал гарантии не только против фальшивого, но и против бесполезного чуда…
— Осмелюсь заметить Вашей Святости, что поставленной стражи недостаточно. Всем известны только самые близкие ученики, постоянные спутники Казненного, однако никто не может с уверенностью сказать — не было ли Ему сочувствующих и среди самых верных слуг власти: многие ждали Нового Царства… Вот если бы Прокуратор поставил своих солдат.
Они только что прибыли с отдаленных границ Империи и еще не успели привыкнуть ни к местным девкам, ни к местному вину, ни — даже — к языку. Пока что их ни подкупить, ни уговорить нельзя…
— Этот человек, — думал Первосвященник, — считает, что предал «кровь невинную», но не хочет позволить другим удовлетворения, для него уже невозможного. Так евнух стережет жену своего хозяина, которую и любит, и ненавидит, и взять не может…
Он, конечно, тоже ждал Нового Царства… Многие поверили, что на ладони могут вырасти волосы… Многие продолжают верить они терпеливей… Вот всем известный, всеми уважаемый аристократ, богач и книжник предоставил свой склеп для похорон Казненного…
Однако, даже предполагая, что в планы Провидения входит осуществление Нового Царства, человек должен устраиваться в Старом как будто бы навсегда, приспособляясь ко всему и приспособляя все, потому что иначе целые поколения рискуют попасть нагими и беззащитными под удары безразличных стихий… Надо беречь старый дом, пока не построен новый, даже поверив, что он возможен…»
— Мне кажется, ты во многом прав, Иуда, — сказал Первосвященник вслух, наблюдая между тем, как закатный луч превращает зеленый камень его перстня в сгусток крови. — Я поговорю с Прокуратором…
3
„Каждый раз, когда возрастает несправедливость — я воплощаюсь».
Кришна. Бхагават-Гита.…Принесли вино со льдом и сладкие хлебцы. У Первосвященника лицо стало каменным: он не мог прикоснуться ни к одной посуде в этом доме и знал, что Прокуратор это знает. Настойчивость в угощении граничила бы с оскорблением. Однако философствующий патриций, случайно ставший чиником, не думал о булавочных уколах мелкой политики.
Ему просто хотелось поговорить с равным: обычно его окружали подчиненные…
— Так в городе распускаются слухи, что ученики Казненного хотят украсть тело и объявить Учителя воскресшим? — заговорил он, без всякого тоста отпивая глоток и словно не замечая, что Первосвященник не прикасается к своему вину.
— Забавные люди! Как будто в этом дело! Вот в Египте верили, что убитый Сэтом Озирис воскрес, однако жизнь там никак не переменилась… Так же, как и у нас — или у вас — там лгали, притворялись, лицемерили; слабые подличали, а сильные злоупотреляли мощью; грабили, когда можно было обойти закон; убивали врагов и неверных любовниц; одни ели на золоте, а другие на глиняном черепке; одни проходили жизнь, как нескончаемый праздник, а другие — как будто прикованными к мельничному жернову… И все — без исключения — болели и умирали, как водится на этой земле… Если завтра здесь начнут исповедывать Воскресшего — в африканских лесах или за снеговыми туманами Севера тысячи и тысячи людей ничего об этом не узнают… Нужно, чтобы произошло настоящее Воскресение, т. е. — мировой катаклизм, сразу открывающийся всей земле, после которого никакая жизнь не могла бы идти по-старому…
У Первосвященника дрогнули брови. Он не любил этой праздной болтовни о новой жизни. Бог в душе каждого человека оставил дверцу в Рай — надо только уметь ее найти и пожелать в нее войти… Но говорить об этом бесполезно. Чтобы переменить тему, он выразил удивление, что у представителей Великой Империи, находящейся в полном расцвете, встречает такой пессимизм.