«То есть как же это ползком?»
«Да вот так же… — и потянув занос высеченную на белом мраморе стены строгую маску с завязанными глазами, Вадим Александрович указал на бесшумно открывшуюся под ней дыру. — Пожалуйте-с!»
Александр Петрович встревоженно посмотрел на Махоненко.
«Нет, нет! — поспешил успокоить тот. — Обратно в салатницу вы не попадете… По крайней мере, сейчас…»
С тоской в душе Александр Петрович стал на четвереньки, влез в тесную каменную нору и почти тотчас же убедился, что стенки понемногу раздвигаются. Вскоре он мог встать во весь рост и, сделав несколько шагов, увидел жену Громыки и Марину Гавриловну. В пестрых ситцевых — не парижских — платьицах и полинялых платках они, стоя вполоборота, о чем-то таинственно и серьезно переговаривались. Но, узнав Александра Петровича, вдруг прыснули от него в разные стороны, словно ночные коты перед неожиданно вылетающим из-за поворота автомобильным прожектором. И на все зовы и призывы не откликались никак.
Тут же, лицом к стенке, опираясь о нее локтями, стояла какая-то знакомая женская фигура. Ее плечи и спина вздрагивали от рыданий, которых не удержать.
Шестым чувством Александр Петрович сообразил, что это Ганнуся, и бросился к ней. Увидев его, девушка в ужасе и отчаянии заломила свои пухленькие руки:
«Что вы здесь делаете, несчастный?! Ради Бога уходите отсюда как можно скорее!»
И, поскольку Александр Петрович, недоумевая, медлил — повторила, всхлипывая и заикаясь от проглоченных слез:
«Скорее, скорее!»
Александр Петрович бросился куда-то в сторону и оказался в глухом сером помещении. Не то подвал, не то пещера… В углу, у потемневших древних икон, благостно мерцала лампадка, еле-еле озаряя аналой и могучего (в плечах косая сажень) старика с седой бородищей — как серебряный веер лежавшей на траурном одеянии схимника. Старик перелистывал лежавшую на аналое священную книгу и молитвенно шевелил губами. Где-то — не то в стороне, не то наверху — ангельски стройный хор пел тихо и торжественно…
… «Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим…»— «Кудеяр!» — догадался Александр Петрович и осторожно, на цыпочках (чтоб не обеспокоить) стал уходить…
А когда обернулся — ни Кудеяра, ни икон уже не было. Под тусклой электрической лампочкой с затемняющим (для воздушной тревоги) абажуром стоял в защитной куртке со штанами, заправленными в сапоги, седеющий мужчина и, вперив в Александра Петровича колючие зрачки, шевелил закрученными в бараньи рога общеизвестными усами.
«Ну, что ж… Становись!» — лениво сказал он, подымая тяжелый кольт.
«Куда!» — удивился Александр Петрович.
«Как куда? К стенке становись…»
«Зачем?» — в ужасе, начиная понимать, пролепетал Александр Петрович.
«Такой большой ишак вырос, а все ему объяснять надо! Становись, а там узнаешь…»
«Но за что?!»
«Лучше тебя люди стояли и не спрашивали, а ты диалектику разводишь! Ну, делай, что ли!»
И дуло кольта больно толкнуло Александра Петровича в бок…
С диким сердцебиением проснувшись от собственного крика, несчастный не сразу сообразил, где он и что, собственно, происходит. Чей-то задорный и наянливый баритон довольно громко докладывал ему, что «народные республиканцы, вполне разделяя программу предполагаемого главы правительства, не хотят входить в состав кабинета, так как, принимая во внимание предстоящие выборы, — им лучше остаться в оппозиции: за это время экономическое и международное положение страны еще ухудшится, и оппозиция будет бить по правящим партиям с очень выгодных позиций»…
С трудом приходя в себя, Александр Петрович сообразил, что уже позднее утро и соседка, слушая девятичасовое радио, пустила аппарат на полную силу его электродинамических голосовых возможностей. Весь дом жил уже, как обычно: старушечья тряпочка щелкала вовсю, а дама с четвертого этажа, разложившись на подоконнике, рассказывала даме с третьего о своей сестре, которая хорошо вышла замуж, купила автомобиль, холодильник, телевизор, машину для мойки белья, приценивается к квартире в новом доме, а когда приходит в гости — приносит Жаклин шоколадку из «Универмага»…
— Господи! — взмолился Александр Петрович, глядя куда-то в угол потолка. — Неужели может быть только то или только — это?!
И — не получая ответа — затосковал и стал одеваться…
Об авторе
Сергей Милич Рафальский родился 19 августа (2 сентября) 1896 г. в семье священника в селе Холоневе Волынской губернии. В 1914 г. поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, а весной 1917 г. перевелся в Киевский университет Св. Владимира. Летом 1917 г. Рафальский вступил в партию «Народной свободы». В рядах Добровольческой армии генерала Врангеля принимал участие в гражданской войне.