Жена автора А придавала гораздо больше значения произошедшим изменениям, поскольку была склонна нетерпеливо подглядывать в будущее, не дожидаясь его наступления. Движимая стремлением растить детенышей от неординарного отца, она сосредоточилась на изнурительном поиске в авторе А необычного. Результаты были огорчительны: повадки автора А, монотонная добросовестность, с которой он предавался своей тихой работе, связанной с цифрами, и неумение остроумно рассказывать о дневных происшествиях указывали на абсолютную заурядность его личности. Жена автора А из-за природной нетерпеливости страдала приступами спонтанной, суетливой активности, во время которых она пыталась вслепую пробить полотно жизни и подняться на новый, более высокий уровень, соблазнительно сиявший в будущем различной степени отдаленности. Автор А был лишен даже этого. Единственной его особенностью была архаичная нежная борода, но супруга не любила ее за коварную колючесть.
В конце концов внимание отчаявшейся супруги автора А закономерно сосредоточилось на ящике письменного стола, в котором что-то секретно хранилось. Она неоднократно замечала, как автор А с тихим шуршанием перемещает в ящике нечто невидимое. На наводящие вопросы о его содержимом автор А не отвечал, кротко уводя разговор в сторону запасов пищи на следующую неделю и новинок кинопроката. Он благоразумно остерегался посвящать женщину в тайны дополнительных миров и бесшумных ночных путешествий. Однако жене автора А любые тайны с детства представлялись белесыми зарослями липкой паутины, бессмысленно скрывавшей нечто важное или предосудительное. Поэтому однажды, воспользовавшись тем, что автор А ушел по своим, связанным с цифрами, делам, она достала ключ, спрятанный в чисто вытертом книжном шкафу, и после подобающего четырехсекундного промедления открыла ящик.
На его дне поседевшей от пыли кучкой лежали махровые тетради в разноцветных обложках. Не успев удивиться, супруга автора А извлекла красную, с внеязыковой надписью «Matemathik» на обложке, и открыла на прикушенной скрепками середине.
«Здесь не было собак, и люди были вынуждены лаять друг на друга сами. Облаяв и прогнав соседа, следовало зайти к нему в гости, извиниться и угостить самым лучшим чаем. Чай здесь делали не из листьев, а из зеленых ягод, которые обретали съедобность, аромат и приятный красноватый оттенок только в том случае, если их срывали маленькие темнокожие женщины. Эти женщины ни на кого не лаяли, потому что всю жизнь хранили обет молчания».
Жена автора А посмотрела на забытую на столе тарелку с безучастной скобкой недоеденного хлеба, все-таки удивилась и вновь приблизила к глазам экономно исписанную тетрадь.
«Здесь государствами управляли амебы. Когда приходило время для принятия важного государственного решения, вокруг амебы раскладывали стопки заранее подготовленных документов и следили в микроскоп, к какой из них будет протянута первая ложноножка. Если по каким-либо причинам не удавалось точно это определить, объявлялось всенародное голосование. На голосование каждый приходил со своей персональной амебой. В случае гибели амебы следовало предоставить в соответствующее ведомство свидетельство о смерти, копию паспорта, две фотографии амебы 3х4, две фотографии владельца 3х4 и справку об отсутствии задолженностей. Новую амебу гражданин получал в течение недели. Так как простейшие, невзирая на все усилия науки, жили недолго, в учреждениях были огромные очереди…
Здесь смерть и все связанное с ней считалось неприличным в самом интимном, пропитанном солоноватыми выделениями значении этого слова. При случайном упоминании о похоронах женщины краснели, а мужчины издавали понимающее хихиканье. Представители семьи, в которой кто-то недавно умер, в обществе чувствовали себя неудобно, связанные тайным стыдом. Матери и отцы старались вырастить детей порядочными людьми, чтобы они умерли попозже, предварительно достойно справившись с позором потери родителей. Зато даже для мнительных старушек неизбежность этого непристойного события была сродни неизбежности посещения туалета».
Тем же вечером беспокойная супруга автора А сообщила ему две вещи, одинаково взбаламутившие его прозрачное внутреннее спокойствие. Во-первых, она с неаккуратной ловкостью упаковщика налепила на автора А призвание писателя. Во-вторых, несколько тетрадей были переданы новообразовавшемуся коллеге автора А, тоже писателю, уютно копошившемуся в редакции утратившего читателей журнала, среди стройматериалов, усохших рукописей, пугливых посетителей и вахтерши. Вахтерша снабжала обитателей редакции бутербродами. Измельчая зубами один из них, новообразовавшийся коллега должен был составить объективное мнение о тетрадях и затем доставить тетради и мнение автору А.