В неверном свете молний он увидел склонившийся над ним изможденный старческий лик, дополненный жидкой седой бородкой. Привидение куталось в мешковину и смотрело на купца с немым осуждением. Гнездило выхватил из-под подушки реквизированный с кухни тяжелый медный пестик и привычно благословил им ночного посетителя. Однако инструмент с противоестественной легкостью раскроил старичка надвое, после чего призрак, кряхтя, воссоединился и навис над трепещущим купцом. За окнами завывал ветер, а под кроватью — кошка. В недрах гладкого Гнездилова тела что-то тоненько забурчало в унисон.
Призрак ухватился за скрывающее купца пятой гильдии одеяло, комкая веселенькие лоскуты синеватыми пальцами, метнул на Гнездилу последний осуждающий взгляд, откашлялся и заныл:
— Заче-е-м?.. Заче-е-ем?..
Голос его был подобен тому зловещему скрипу, который порой сопровождает холодной вьюжной ночью путника, бредущего через кладбище.
— Чего? — забарахтался придавленный потусторонним явлением Гнездило.
Явление склонилось еще ниже, обдавая купца запахом дорогого сыра и роняя на побелевший лик жертвы капли улиточной слизи, и просипело:
— Заче-е-ем тебе астролябия?..
Кошка вылетела из-под кровати и с тупым отчаянием полезла на гладкую стену. Гнездило осенил призрака перевернутым от волнения крестным знамением и заорал так томительно, что спавшая на чердаке дура Глашка, кухаркина троюродная племянница, упала с койки, расшибла лоб и ревом своим окончательно перебудила весь дом.
Утром закисшая от недосыпа супруга, почтительный сын, кухарка, дура Глашка, содержавшаяся в доме за непонятной надобностью, и кошка, у которой от переживаний все еще дергалось правое ухо, с волнением наблюдали, как Гнездило мучается отсутствием аппетита над миской рыжиков в сметане. Он перемещал грибы по глиняному дну, отхлебывал чай из пивной кружки с крышечкой, вздыхал и уныло шевелил усами, как перегревшийся на солнце морж. После явления призрачного старичка Гнездило впал в слабость телесную, сопровождавшуюся храпом и сонным мычанием, которую засвидетельствовала прибежавшая на вопль супруга. Поэтому понять, приснился ли ему потусторонний дед, или в самом деле некто из иного мира навестил ночью купца пятой гильдии, было затруднительно.
Гнездило со вздохом сгрыз кусочек сахара и трагическим жестом отстранил от себя изнуряюще ароматные рыжики.
— Томишься, батюшка? — захлебываясь от любопытства, спросила блиноликая Глашка. — Сон дурной привиделся?
Гнездило треснул проницательную Глашку ложкой по ушибленному ранее лбу, чем вызвал новую волну рева, молча встал и ушел. У него были назначены деловые переговоры в бане.
Вернувшись домой около полуночи, распаренный и посвежевший Гнездило тщательно проверил все углы в своей спальне, вытащил на середину помещения столик, водрузил на него светильник и забрался в постель, укрывшись одеялом с головой. Кошка на этот раз предпочла ночевать в погребе.
Под одеялом было душно и пахло сопревшими пятками. Гнездило вылез наружу, зорко огляделся, достал из-под кровати пузатую бутылку и с выражением мужественного отвращения на лице сделал семь глотков. Задвигать емкость обратно он не стал, решив еще раз прибегнуть к этому средству ободрения в случае, если проснется ночью. Морщась и вздыхая, купец пятой гильдии вновь зарылся под одеяло, оставил щелочку для носа и свернулся тугим клубком.
Проснулся Гнездило довольно скоро. Давешний потусторонний гость выковыривал его из-под одеяла, ругая по матери. Стоявший посреди комнаты столик был перевернут, светильник — разбит, а подкроватная водка — выпита до капельки. Гнездило героически оборонял одеяло, но оно было изорвано и сброшено на пол, и купец пятой гильдии, теплый со сна и в подштанниках, оказался лицом к лицу с привидением.
Привидение, нетвердо держась на полуистлевших ногах, погрозило ему пальцем и опять захрипело:
— Заче-е-ем тебе астролябия?..
На семейном совете было решено позвать попа, а Глашка вновь была бита за прямолинейность. Супруга озабоченно гладила Гнездилу по удрученной спине и пыталась скормить ему яйцо всмятку. Купец пятой гильдии утешался чаем и мрачно водил пальцем по столешнице. В каждой тени ему чудился настырный мертвец в мешковине.
Приведенный кухаркой и дурой Глашкой поп заявил, что в призраков веровать не следует, выкушал банку меда и долго говорил с Гнездилой о грехах. Так как купец был человеком уважаемым и в пределах десятка-другого домов известным, вопросов качества товара в беседе не касались. Изволив принять в дар сало, двадцать монет, настойку на калине и кой-чего по мелочи, поп обдымил и окропил весь дом, включая погреб, где снова до полусмерти напугал кошку. В спальне Гнездилы он кропил и дымил особенно усердно, а перед уходом заверил семейство, что отныне им будут сопутствовать тишь да гладь, и посоветовал положить под порог три осиновые щепочки, перевязанные белой тряпочкой, или просвирку, чтобы наверняка.