— А вы же в призраков не… — вякнула Глашка, но осеклась, увидев волосатый кулак Гнездилы.
Купец пятой гильдии насовал под порог щепок размером со среднее полено, сдобрил просвиркой и, немного повеселев, даже угостился на ужин пирогом с наливочкой, причем наливочкой угостился особенно.
Половину ночи Гнездило провел с супругой, приглашенной с игривыми целями в хозяйскую спальню, а вторая половина прошла тихо и спокойно, как показалось чутко прислушивавшимся домочадцам. Однако на заре водворенная на свое место супруга вновь была разбужена тоскливым воплем. Придерживая на груди ночную сорочку, она ринулась в спальню Гнездилы и застыла на пороге, не в силах найти подходящих слов. В воздухе стояла неприличная вонь, а стены, пол, потолок, сундук с добром, портреты степенных предков, глиняные тарелки с видами, красный ковер с редким узором «петух о трех головах и хвосте пушистом» — все было покрыто зловещими кривыми письменами. Письмена, выполненные неким подозрительным веществом, складывались в знакомый вопрос касательно астролябии. Гнездило, глухо рыдая, ползал по полу с тряпкой и пытался оттереть потустороннее послание.
С этого дня дом, а точнее, лично купец пятой гильдии Гнездило, перешел на осадное положение. Призрак регулярно являлся трепещущему купцу и обновлял настенные росписи. Из-за вони и слухов о том, что главу семейства преследует то ли невинно убиенный, то ли белая горячка, гостей звать перестали. Те, что еще приходили сами, с понимающим видом советовали Гнездиле осиновые щепки и лекарственные травки и бывали скинуты с лестницы. Кошка ушла насовсем, из-за чего дура Глашка пришла в расстройство и сделалась совершенно негодной для исполнения кухаркиных поручений. Кухарка и супруга охали и причитали безостановочно. И только почтительный сын купца Гнездилы, тонкий и незаметный, как осенняя былинка, молчал, поскольку был немым от рождения.
Гнездило темнел, худел и на ночь напивался, чтобы встретить призрачного старичка уже в бессознательном состоянии. В самом центре города, на глазах всего честного народа, пропадал целый купец пятой гильдии, с чадами и домочадцами.
По счастью, к кухарке гости еще приходили. Она принимала их у себя в комнатке, завешанной чувствительными картинками и сушеной гадостью, поила чаями и принимала активное участие в создании, дополнении и распространении городских сплетен. Как-то раз почтенную женщину посетила коллега с другого конца города, невесомая старушка, известная умением приготовлять царский суп из дичи с кореньями. Все кухарки привечали ее в надежде, что от угощения старушка размякнет и откроет тайный рецепт, чем она и пользовалась, ухитряясь как-то сохранять невесомость.
— Это вам к Кузюму надо, — спокойно сказала старушка, выслушав рассказ о неистребимом привидении.
— Ты не ругайся, — обиделась Гнездилова кухарка.
— Дура ты. Али Кузюма не знаешь?
Кухарка жестами подтвердила, что никакие Кузюмы ей не известны.
— Хо, — удивилась гостья. — Это ж у вас сила балует идрическая, так? А Кузюм — самый главный с нею борец. И не шарлатан какой, а с документами.
— Было у нас уже двое таких, с документами, — пригорюнилась кухарка. — Одному он прям на лбу свою ересь написал, а другой ногу сломал. Сам, правда, сломал, об сундук, когда драпал. Плакали потом, сердешные…
— Это я не знаю, а только Кузюм борец изрядный, — веско ответила старушка. — Из самого дворца чего-то там изгонял. Оно фарфор царский колотило и царевен.
— Берет дорого? — деловито осведомилась кухарка.
— Хо!
Душевно сломленный и заметно схуднувший Гнездило, возненавидевший бессильной глухой ненавистью темное время суток, потустороннее, мешковину и бесовское слово «астролябия», в борцах с идрической силой разуверился. Однако супругу рассказ кухарки вдохновил. Втайне от хозяина дома, вспоминавшего о борцах исключительно матерными словами, на поиски изрядного Кузюма была послана дура Глашка. Сжимая в мокром кулаке клочок бумаги с накарябанным адресом «от зеленного ряда Гнилого рынка налево, до сапожной мастерской, затем по самой извилистой улице до первого целого фонаря и в тупичок», Глашка отправилась в путь.