Выбрать главу

В сумке уехали морковь, таблетки от диареи и головной боли, документы, хлюпающий кусок мяса, вырезанного из старой коровы, уже пропитавшаяся мясным соком книга о том, как исцелить любую болезнь, дыша с особыми задержками, один комплект ключей от квартиры и маслянистая бесцветная помада, забытая там с зимы. Брат и сестра были маленькие, тонкошеие, совсем молоденькие под тонкой корочкой старости, как Хензель и Гретель, в одночасье пораженные прогерией на пути к пряничному домику. Брат возмущенно размахивал поцарапанными мальчишечьими руками, а сестра всхлипывала, жалея сумку, и наматывала на палец длинную, похудевшую косичку. Они оба никогда не встречали кошку, потому что, выйдя из вагона, сразу принимались рассудительно спорить, куда правильней идти: направо или налево. В остальное время они думали одинаково, и только тряска подземного транспорта будила какое-то тайное противоречие, затерявшееся между связующих нитей, которые за годы совместного существования опутали Хензеля и Гретель, как плотный кокон. И кошке никогда не удавалось угадать их окончательное направление.

Сумка ехала дальше, деликатно укрывшись под сиденьем, чтобы не мешать входу и выходу пассажиров. И мальчик пяти лет с комариным расчесом на щеке, заметив самостоятельную сумку, придумал, что в ней прячется карлик, который, пробравшись ранее в форточку, ограбил квартиру бизнесмена, и теперь пересчитывает бриллианты с жемчугами и радуется, что полиция никогда не найдет его в сумке. Мальчик хотел рассказать об этом маме, но вокруг было слишком громко. Он все время что-то придумывал, но его истории были слишком прихотливы. Они обрастали панцирем из деталей и допущений и шли на дно, так и не успев достигнуть правдоподобия. Мальчик знал, что его с самого рождения охраняет невидимая и опасная, добрая только к нему бабайка, которая неукоснительно мстит всем, кто его обижает, и однажды даже сломала ногу бабушке, которая ни за что отхлестала его мокрой тряпкой. А ребят, которые угнали на даче его велосипед, она столкнула в пруд, где они чуть не утонули, запутавшись в размокшей зеленой вате водорослей. А еще мальчик рассказывал, что у него есть взрослая старшая сестра, хотя на самом деле был у родителей единственным ребенком, если не считать выкидыша, который случился у его матери за несколько лет до его рождения, предположительно из-за гриппа.

Мальчик с комариным расчесом на щеке продумал облик своей несуществующей сестры до самого маленького пигментного пятна в районе уха и слегка искривленного от грамотности ногтя среднего пальца правой руки. Он не знал, что весьма точно воплощающая собой его вымысел пассажирка едет сейчас совсем рядом, только в противоположном направлении, в сторону удрученных Хензеля и Гретель, читая новую, еще колючую и неручную книгу.

Воплощающая вымысел пассажирка вымокла под дождем, от которого своевременно укрылась под землей кошка, и слизистые оболочки носоглотки у нее уже отекли, предвещая жаркую простудную боль. Пассажирка приближалась к финалу очередного менструального цикла, и поэтому реальность представлялась ей блеклой и съежившейся от осознания собственной ущербности. Скользя нечитающим взглядом по книжным буквам, она думала о том, как мало живет человек и как больно кусают его им же рожденные условности. И о звере, что выходит из бездны человека, от условностей избавленного. И о том, сколько тонн горестного и подлого людского груза перевозит за сутки синий пузатый вагон. И о сидевшем рядом военном старике с чешуей орденов на груди, который полвека назад не дал стать стариком кому-то другому, незнакомому, который не хотел дать ему самому стать стариком. И о том, что если есть Бог, то должна где-то быть и самка Бога, которая, возможно, и нужна нелепому миру, в котором люди яростно укорачивают свои жизни под свой же младенческий плач.

Страдающая пассажирка не знала, что ее гормональное недовольство окружающей реальностью в полной мере разделяет пахнущий несвежим мужчиной и не имеющий менструального цикла машинист электропоезда, тащившего ее сквозь черный, увитый жилами кабелей тоннель. Круглосуточно и непрерывно, в рабочее и свободное время машинист тихо кипел, уязвленный близкими и далекими событиями, закономерностями и отдельными личностями. Он наполнялся горько-соленым недовольством от визгливой несообразительности супруги, отходящих обоев, жарко пахнущих железных коробок, которые во дворе стояли уже в два ряда, воя соседской собаки и выкриков темных иноязычных людей, которые приехали выживать в распухший город. Сейчас машинист вез 407 подобных людей, и их количество мог бы точно подсчитать один из них, с шершавой головой и тонкими почерневшими пальцами, которые хорошо гнулись как вперед, так и назад. Он считал все — сигаретные трупики на асфальте, деревья с иголками и деревья с листьями, монеты, подурневшие от выделений продающих и приобретающих, кучки пыли, плиты, по которым ходили вместо цельной земли, завитушки лапши и буквы в надписях, которые не хотели быть понятными. Двести семьдесят три часа назад, вынырнув из пассажиропотока, он увидел у заплесневевшей колонны кошку и посчитал ее усы. Темнолицый человек не умел думать о том, зачем нужно постоянно исчислять количество, зато мог сообщить любопытным, что в вагоне с ним едут 86 ботинок, 13 рюкзаков, 15 стучащих углубленной в уши музыкой плееров, 20 особо крупных грудей, 2 букета цветов, 5 приезжих сумок подозрительного вида, 72 печатных издания и 3 вздутых живота, в которых варятся дети.