— Ничего, — расстроено говорит она. — Сказал: я на минуточку, малебн. Нужно кое с кем встретиться.
— С потаскухами! — влезает неугомонная Слониха. Я шикаю на нее, сколько можно Рита? Так мы никогда не дойдем до сути. Так и будем сидеть, и тереть за все наши обиды, которые на поверку не стоят выеденного яйца.
— А когда он разговаривал по телефону?
— Я не слушала, — быстро отвечает Трилобитиха, я внимательно смотрю на нее. Конечно, ты слушала. Она смущенно опускает глаза и начинает теребить край кружевной накидки. Как девочка, пойманная с поличным у банки варенья.
— Ну, краем уха. Он постоянно произносил: Могу. Так, знаете: могу? Могу! С разными интонациями.
— Вот, Рути! Конечно может! Откопал Виагру, вместо твоих колес. Его сейчас не оттащишь от сладкого, — громыхает ее подруга по несчастью.
Супруга Сохлого сморкается и повторяет, что не может в это поверить. На что Рита предлагает осмотреть его полку для белья.
— Я тоже не могла поверить, дарлинг! — заявляет она, указывая на красный лифчик, игриво развалившийся на столе. — Пока не нашла эту дрянь. Прикинь, у кого-то такой вкус? Если я найду эту сучку я воткну ей это прямо в ….
— Могу? — я прерываю поток угроз, пытаясь хоть что-нибудь прояснить, — что это могло значить, миссис Рубинштейн?
В ответ та пожимает плечами. Трилобит несколько раз произнес это самое «могу», а остальное она почти не поняла, так как подслушивала из кухни, а там толстая перегородка. Такая досада эти толстые перегородки. Никакой ясности именно в тот момент, когда в ней сильно нуждаешься. Рубиншейниха прячется за носовым платком, сообщая бесполезные сведения.
Единственное, что я от нее добился, это то, что звонок состоялся около часу дня. Это сходилось по времени с вызовом в телефоне Мастодонта. О чем они говорили? Я чешу затылок. Разговор продолжался минут десять. И большую часть времени Мозес слушал, что ему говорят.
— Может он упоминал имена каких-нибудь потаскух? — встревает благоверная Мастодонта. Она напускает на себя серьезный вид. Сдвигает брови и надувается, изображая темнокожую миссис Коломбо. — Припомни, Рути. Это очень важно.
— Нет, — неуверенно тянет та, — было плохо слышно. Очень плохо. Кажется, они говорили о фруктах.
— Фруктах?
— Ананасы, — поясняет супруга Рухляди. — Кажется — ананасы!
Рита торжественно сообщает, что она все поняла и это код, которым неблагодарные м’даки прикрывают грязные делишки. Все это гнусно и когда Толстый со своим немощным подельником попадут в ее лапы, то лишатся всех выступающих частей тела.
— Конечно, с твоего разрешения, Рути, — милосердно уточняет она.
Ей не терпится приблизить момент мщения, Слониха в нетерпении ерзает на поскрипывающем стуле, а потом предлагает обыскать белье старика Рубинштейна, чтобы убедится в правильности теории. Там мы найдем ответы на все вопросы, утверждает она.
— Ты зря ухмыляешься, мек! — говорит она мне и уверенно вытаскивает нас из-за стола, держа направление на супружескую спаленку.
— Где тут у вас траходромная? — интересуется она у краснеющей миссис Рубинштейн. — Ну, где вы с твоим старым блядуном занимаетесь маджонгом?
Та, беспомощно блеет, что у них там не прибрано, спальня на втором этаже. И вообще это неудобно, потому что везде все раскидано, а она не пылесосила сегодня, так как не ждала гостей. Это слабое сопротивление быстро гаснет под напором решительной Мобалеку.
В ярости супруги Мастодонта есть некое стомегаваттное очарование. Ничем не ограниченная мощь. Задевая бедрами мебель, фурия волочит нас за собой как река мусор. Мы поднимаемся по скромной деревянной лестнице на второй этаж, который полностью занят микроскопических размеров спаленкой супругов Рубинштейн. В нее еле вмещается старомодная кровать с кованным изголовьем и небольшой бельевой комодик с лежащим на нем справочником лекарственных растений. Стены любовного гнездышка четы Трилобитов оклеены кокетливыми розовыми обоями, на которых еле просматривается фамильный герб великого больного: рисунок змея, обвивающего чашу, со скрещенными шприцами под ним. Издали кажется, что на стены густо наляпаны черепа с берцовыми костями Представляя старину Мозеса в этом пиратском интерьере я ухмыляюсь. Он не изменяет себе даже в мелочах.
— Тут не прибрано, — грустно извиняется Трилобитиха, в ответ на это Рита поворачивается к ней спиной и принимается бесцеремонно возиться в ящиках. Сейчас она напоминает панголина, влезшего в термитник. Локти двигаются, миссис Мобалеку что-то бормочет себе под нос. Останавливать ее бесполезно, поэтому я спрашиваю у супруги Рубинштейна телефон Окаменелости и принимаюсь копаться в звонках.