Как я и предполагала в норе у Юсуфа приходиться пригнуть голову. Потолок слишком низок, да и само помещение крохотное, места хватает на две узкие кровати, задернутый занавеской душ и маленький низкий шкафчик на котором громоздится что-то похожее на фрай плиту для приготовления пищи.
— Располагайтесь…, — старушка шевелит поднятыми пальцами, прибавляя свет с потолочных светильников, и делает паузу, которую я вежливо заполняю, размыслив самую малость, представляясь Беатрикс.
— Беатрик? Прекрасное имя, — одобряет хозяйка, — никогда такого не слышала.
— Редкое, — соглашаюсь я и немного сдвигаю голову влево, потому что краем глаза ловлю движение и слышу щелканье челюстей в том месте, где она только что была. — Может быть даже единственное здесь.
— Совсем забыла за петушка, — сокрушается моя собеседница, и смущенно вытирает нож передником, — он может укусить, прошу прощения. Присаживайтесь вон там, у нас тут тесно, но мы как-нибудь разместимся.
— Именно его вы собирались готовить? — практично уточняю я, рассматривая исчадие ада замотанное липкой лентой, из которой торчат обезумевшие налитые кровью и злобой глаза, внушительные когти и полный комплект острющих клыков. Зверюга уставился на меня, словно я только что заползла к нему в нору и уже вполне готова к употреблению.
— Да, — машет рукой добрая старушка, — хотела сварить из него уху. Сейчас у них сезон, все очень жирные.
Я с сомнением кидаю взгляд на стену, кто тут из кого собирается варить уху пока не понятно, во всяком случае, видно, что у твари иные мысли на этот счет. Вращая глазами она шипит.
— А где вы его взяли? — осторожно интересуюсь я.
В ответ мамушка сообщает мне, что Юсик поймал ее у канализационного сброса перед оградительной сетью в порту. Из-за плывущих в море отходов они там кишмя кишат. Все же лучше, чем тратить деньги в магазине на синтемясо. С этой мыслью я совершенно не согласна, учитывая клыки, настрой добычи и то обстоятельство, что ее Юсик заимел эту хреноту где-то между преисподней и помойкой. И не факт, что попробовав бульон из нее, мы не покроемся пятнами или вообще не дадим дуба. Все эти соображения я выкладываю вслух.
На это старушка вздыхает, Юсуф последнее время совсем не зарабатывает и они вынуждены перебиваться тем, что могут добыть сами. А еще в этих дурацких Фифтерках по всей округе установили излучатели, которые мгновенно испепеляют рассеянных клиентов, которые забывают оплатить покупки, как их сосед через три двери.
— От него остались только ботинки, представляете? Раз! И он исчез! А был должен мне полмеры протеина.
Сообщив это, мамушка присаживается напротив меня на кровать и принимается точить тесак. Именно от этого занятия мы оторвали ее, когда сюда явились.
— Откуда вы приехали, Беатрик? — интересуется она, поддерживая великосветскую беседу. Я откидываюсь удобнее, облокачиваясь на одежду, которая, за неимением подходящей мебели развешана на гвоздях на стенах. В берлоге Юсуфа пахнет луком и перцем. На столе у плиты теснятся бутылочки с соусами.
— Из Нижнего города, — решив говорить совершеннейшую правду, информирую я.
— Как там погода в Нижнем?
— Дождь, — продолжаю говорить правду я. — Идет целый день и ночь.
— Да, последнее время погода совсем испортилась, — лезвие шуршит по камню, со стены на меня с подозрительной теплотой пялятся красные глаза. Словно тварь прикидывает, с какого куска моего тела она начнет. В ответ я тоже пялюсь на него, с совершенно нулевым результатом, по-моему, на липкую ленту и тесак мамушки страшиле начихать. И он висит там с единственной целью: в ожидании пока сюда не набьется побольше народа, чтобы потом славно перекусить.
— У вас там водятся петушки? — старушка машет остро наточенным клинком указывая на красноглазую гадину.
— Такое я вижу в первый раз, — честно признаюсь я, опуская: ужас, кошмар, шок, жесть и прочее, что вертится на языке. — Их вообще едят?
— Их очень хорошо тушить в масле, — доверительно сообщает она и последовательно выкладывает весь рецепт, начиная с необходимых специй заканчивая тем, что мясу надо немного дойти под фольгой, иначе оно останется жестким. Я согласно киваю, хотя в глубине души думаю о количестве бедолаг, которые не дожили до своей последней трапезы, нарвавшись на петушка покрупнее. По моим подсчетам это каждый второй.
Пока мы с хозяйкой разговариваем о высокой кухне и о необходимости споласкивать куски мяса перед готовкой, чтобы вывести весь яд. А Юсуф, которому женские разговоры не интересны, таращится в разбитый унитестер, старательно починенный липкой лентой, сверху раздается громкий стук, и раздаются недовольные вопли: