«Крупы дадут», — подумалось пану Штычке.
— И наделим мы тебя, товарищ, самыми что ни на есть полномочиями! С мандатом! — добавил комиссар Певзнер. Услышав про полномочия и мандат, толпа ахнула.
«И сала», — подумалось пану Штычке еще раз.
Желтый пластмассовый мишка
дата публикации:19.01.2024
Я потихоньку учусь ненавидеть. Не так что бы взять и просто возненавидеть отдельный предмет или человека, нет. Но мой список ненависти пополняется изо дня в день. В нем уже два пункта: потолок, который я рассматриваю всю свою жизнь и выходные дни, когда вокруг тишина. Мне десять месяцев и родился я семимесячным. Я никогда не видел свою мать, но где-то там, в глубине моего растущего мозга, который через пару месяцев готовит мне неприятный сюрприз (диагноз, да-да, диагноз, еще непонятый врачами и вряд ли когда понятый мною), живет воспоминание о ней. Не знаю, как это — рожать в четырнадцать. И не узнаю никогда, ведь я же мальчик.
Саша. Так называет меня суетливая медсестра, изредка появляющаяся на фоне потолка, чтобы дать мне бутылочку. Я люблю такие моменты. И улыбаюсь ей, пока еще беззубым ртом. Не уходи, а? Ну, не уходи, что тебе стоит?! Ведь я так ненавижу потолок и тишину. Я не плачу, потому что давно понял, что это бесполезно и глупо. Вместо этого я улыбаюсь. Улыбаюсь всем, кого вижу. Детям с родителями, сменяющими друг друга на соседней кроватке. Врачам, с умным видом, переворачивающим мое небольшое тельце. Сам я тоже умею переворачиваться, но об этом никто не знает, это мой секрет. Я лежу в специально продавленном медсестрами углублении в сетке кроватки, повернуться в нем невозможно. А им лень смотреть на улыбающегося мальчика. Для них все вокруг итак наполнено улыбками. И я ненавижу собственную ненужность, но и не требую ничего. Просто не знаю, что мне нужно от окружающего меня мира, ведь я никогда ничего не имел.
Хотя нет, все-таки у меня кое-что есть. Желтый пластмассовый мишка, наполненный водой. Его мне кто-то подарил. Сунул в руки. Да! Это моя вещь, которую я время от времени верчу перед глазами. Он замечательный и очень яркий. Все медведи желтые и я их заранее люблю, даже не зная, что это за чувство. Ведь меня вряд ли кто-то любит, даже кошка, которая в один из дней заходила в палату. Все кошки полосатые и мурчат.
А иногда желтый мишка падает на пол. Совершенно неожиданно падает, неуклюже вырывается из рук и прыгает куда-то туда, туда, куда я не могу повернуть голову и увидеть. И тогда все — потолок на несколько долгих часов и тихие шаги по коридору.
Вот кто-то зашел. Я улыбаюсь этому человеку.
Сегодня не повторится никогда
дата публикации:23.01.2024
От грохота массивной двери шлюза у нас закладывает уши. Ворвавшийся внутрь воздух упруго проносится по толпе, цепляясь за одежды. Волной проносится сквозь собравшуюся толпу. Гулко грохает где-то позади.
— Становимся в очередь! В очередь! — женщина с лицом закрытым прозрачной маской, за которой видны злые карие глаза, устало командует нами. Изможденные поездкой туристы вяло огрызаются и медленно проходят мимо нее.
— Вашу руку, госпожа! — велит она. Ее лицо перечеркнутое сеткой из золотых нитей, утопленных в кожу бесстрастно. Улыбнувшись своей самой прекрасной улыбкой, я протягиваю руку, она сверяется со списком, вспыхивающим на стеклянной поверхности перед ней, а потом мажет мою кисть специальным карандашом. Круг, перечеркнутый двумя прямыми. Который я с интересом рассматриваю, маркер слабо выделяется на коже.
— Это знак посетителя из нижних секторов, — поясняет она. — Позволяет вас идентифицировать, госпожа Генриетта Лакс. План экскурсии, правила нахождения в Харидваре и краткая информация о достопримечательностях отправлена на ваш унитестер. Добро пожаловать! Проходите в зал ожидания!
В ответ я киваю. Круг, перечеркнутый двумя прямыми. Знак нижних секторов, что-то вроде клейма которым метят скот у нас на Старой Земле. Довольно практично, если не брать во внимание гнусные аналогии. Есть еще одно обстоятельство, которое привлекает мое внимание: под тонкой тканью на моем запястье видны синие вспышки. Приподняв рукав, я вижу судороги цифр и символов, быстро сменяющих друг друга.
«Хочешь поговорить, коварная дрянь?» — мой вопрос повисает в полном молчании. Штуковина меня не слышит.
— Вашу руку, господин!
За моей спиной движется очередь. Сосед старик слабо возмущается, говорит, что ему душно в наморднике и угрожает снять респиратор и надышать им тут старым добрым воздухом Манапы.
— Снимать респираторы в Харидваре строго запрещено! — монотонно отвечает женщина. — За исключением специально отведенных мест, предназначенных для приема пищи или курения. Они оборудованы всеми необходимыми средствами фильтрации.