— Йомон сиз, — повторила она, я кивнул. Бедный я. Еще один поцелуй — ее губы пахли кофе. Задыхаясь, она отстранилась.
— Харам, — прошептала она, — для мусульманки, то, что мы целуемся — харам. Бобой Мосулло побьет тебя палкой.
— Прямо так и побьет.
— Прямо так, — хихикнула Гуля, — а потом меня.
— Не побьет, он мудрый старик, — ответил я. — Кто будет чистить его котел для пилава?
— Скажет Рустему.
— Рустем мой корефан, — парировал я.
В ответ она бесстрашно прильнула к моим губам. Ощущая ее нежную кожу, я прикрыл глаза, отключив утренний свет. Конечно, Рустем не полезет со мной драться. Махнет рукой — ай, разбирайтес сами! Неделю назад я выцыганил для него карту доступа в лифт, ведущий на крышу. Обменял у электриков на краденую головку сыра и колбасу. Он тоже любил забираться на крышу по своим неведомым делам. Обычно в ночной перерыв в разгрузке. А потом появлялся с красными белками и суетился в пикинговой зоне, скрываясь от начальственного рыка Елисея.
Бобой Мосулло обычно ругал его за это.
— Суетишься, как молодой ишак, у которого ветры, — говорил он и вытягивал темный узловатый палец. Рустем понуро оправдывался, а потом шел со мной драить древний котел для пилава. Который старик каждый раз придирчиво проверял перед готовкой. По его мнению, в грязном котле мог готовить только старый ишак Насрулло, бывший его соседом в Хабаше. Присутствие того подлеца в центре Вселенной, которым по мнению дедушки был Хабаш оскорбляло саму жизнь.
В котле жарился курдючный жир, а бобой резал на доске лук. Темное лезвие пчака легко отделяло идеальные круглые шайбы.
— Все должно быть красиво, йигит, — говорил он. — Если ты не любишь еду, то у тебя будет выходить только кислый пилав шайтана Насрулло. Смотри, какой барашек! Он красивый. Из него выйдет вкусный пилав.
Лук сыпался к прозрачному кипящему жиру, в котором плавали светло коричневые шкварки. Над котлом поднимался пар.
Почувствовав этот запах, я открыл глаза. Холодная крыша Мира сменилась, теплым рассветом. Мои цветные сны закончились, сменившись не менее яркой реальностью. Говорят — цветные сновидения признак безумия. Но мне на эту бессмыслицу было совсем наплевать. Мало ли безумцев живут среди нас? Некоторые даже очень уважаемы. Настолько, что их безумие кажется здравым смыслом.
Ай хэв а дрим
дата публикации:28.10.2021
Каждый год дедушка Мосулло надевает парадную тюбетейку, берет старенький котел и едет на верном ишаке в Андижан. Белым цветом горит тутовник, воздух льется весенними ветрами. Пыльная дорога, лежащая вдоль арыка, ведет дедушку в большой город. Там, на весеннем катта-базаре проходит соревнование на приз нашего дорогого акима, да продлит Аллах его чресла до колен и дарует семь девственниц, сладких как джунгарская дыня. Громко поет зурна и звучат барабаны. Дым, стаей ополоумевших птиц вьется над котлами.
И каждый год дедушка возвращается сильно расстроенным, потому что проигрывает приз (красивую гоночную попону из Китая, наушники и плеер) старому шайтану бобо Насрулло. Чьим кислым пилавом можно кормить только барашков и редких туристов. Может все потому, что тот кладет туда секретные специи или оттого, что наш дорогой аким его племянник?
Сейчас я смотрю из окна кичик ховли как дедушка седлает нашего фамильного ишака и приторачивает к седлу котел. Качает головой и устраивает боевую тюбетейку удобней. Сегодня он победит старого дурака Насрулло, пусть его ишак никогда не даст потомства и свежих ветров. Потому что добро всегда побеждает зло. Свет — тьму. Правда — ложь. А благодарность — злословие. Еще потому, что я натолкал иблису Насрулло в пакеты вместо секретных специй сухой кизяк. Далось мне это легко, потому что я — воин света. И всегда боролся за правду. Так меня воспитали.
Дедушка взбирается на ишака, бьет его пятками и быстро скрывается за горизонтом. Степь, по которой бегут волны ветра, укрывает его зеленым халатом. Я с грустью смотрю ему вслед и думаю. Никогда. Никогда Аллах не давал нам ничего из того, что мы хотели. Всегда все выходило никак.
Еще будучи молодым пехлеваном в Зарафшане дедушка мечтал о трех вещах: боевом ишаке, быстрым как ветры из зада иблиса, новом халате, как у Самаркандского акима и апа Алтынай, чьи груди по его словам горьки как молоко диких кобылиц, соски пахнут степной полынью, а ароматное лоно нежно как спелый инжир в каплях утренней росы. Из всего этого сбылись только апа Алтынай и именной пчак из рук председателя Реввоенсовета Жидамайтиса "За активное участие и борьбу с басмачами"