Уголовное дело, которое должно было храниться в военной прокуратуре, оказалось в руках родителей.
Его и затевать-то не надо было: не убийство.
Перестраховались.
Согласно акту № 858, смерть старшего лейтенанта наступила «от отека-набухания головного мозга, вследствие вторичного гнойного менингоэнцефалита».
В материалах уголовного дела наглядно проступают поиски выгодной причинно-следственной связи. Задача сложная: офицер не пил, наркотики не употреблял. «Порядочный и активный, во взаимоотношениях тактичен» — характеристики уже не изменить: Георгиеву досрочно присвоили звание, за минувший 1996 год — четыре благодарности.
Зам. нач. штаба в/ч 33917 старший лейтенант Ю. Недоспасов дает показания военному дознавателю этой же самой части лейтенанту А. Караванову (неграмотность сохраняю):
«Я слышал от кого не помню, слышал, что у него (Георгиева. — Авт.) было сотрясение мозга еще в училище, фактов обращения к врачу я не знаю». Сослуживцев-собеседников, видимо, мало заботила истина, и уже в конце допроса запамятовавший зам. нач. штаба добавил: «Еще желаю оговорить (замечательная двусмысленность. — Авт.), что я слышал о том, что у ст. л-та Георгиева было сотрясение мозга во время отпуска».
Так все-таки — недавно в отпуске или еще в училище? Чего проще справиться у друзей, но им, землякам-сокурсникам-сослуживцам, даже не сказали об уголовном деле.
Штабная находка показалась ненадежной, но путь нащупан. Свидетель И. Бородин — начальник медслужбы в/ч 33917: «Георгиев обращался ко мне с жалобами на насморк, температуру и недомогание вне медицинского кабинета, при встречах, на разводах, совещаниях в части. На мои советы подойти ко мне в медпункт он никак не реагировал». Капитан медслужбы В. Пастин: Георгиев «диспансеризацию за 1997 г. — не проходил, лично игнорировал, о чем свидетельствует и приказ по в/ч 33917, хотя диспансеризация в соединении проходила с ноября 1996 г. по март 1997 г.».
За «халатность» Георгиеву — «строго указать». Странно: приказ — от 29 декабря 1996 года, более чем за три месяца до окончания диспансеризации. Досрочный «приказ командира в/ч» подписал не командир и даже не нач. штаба, а Недоспасов, автор небылицы о сотрясении мозга.
Сумасшедший дом: офицер «на совещаниях» жалуется врачу на здоровье, а в медпункт, рядом, не идет, ждет следующего совещания, чтобы опять пожаловаться.
А вот и пропавшая медицинская книжка: бывал Георгиев у врачей, в том числе и в декабре 1996 года, за несколько дней до приказа.
Уголовное дело благополучно закрыли: офицер сам загнал себя в могилу.
Самоубийство в рассрочку.
Как это было
10 апреля 1996 года старший лейтенант пришел в медчасть, пожаловался на опухоль. «Болеет в течение двух месяцев. Травму и предшествующие заболевания отрицает. Состояние удовлетворительное. Слева возле угла нижней челюсти опухолевидное образование, твердое, неподвижное. Размер 3x1,5 см», — так записал начмед Бородин, поставил диагноз: «Лимфаденит». Осмотрел терапевт: «Паротит». Отоларинголог: «Сиалоаденит». (В итоге малограмотный военный дознаватель Караванов в постановлении о прекращении уголовного дела поставил как диагноз не существующую в мире болезнь: «Малоаденит ушной железы слево»).
Георгиев пролежал в гарнизонном госпитале полтора месяца.
— Рассосется, — пообещали врачи с неопределенной уверенностью знахарей. И выписали.
Отец:
— Когда Дима приехал в отпуск, у него на лице была лепеха — с кулак. Я повез его в Санкт-Петербург.
В Военно-медицинской академии имени Кирова профессора ругали гарнизонных врачей: жизнь висела на волоске.
Сложнейшая операция длилась четыре с половиной часа.
Опухоль не злокачественная, хирурги строго предписали: не перетруждаться, пока организм не окрепнет.
После возвращения старшего лейтенанта откомандировали в другую часть для обучения молодого поколения.
Сергей Пошибайлов, я застал его в Старой Руссе:
— Пока Дима болел, за него оставался прапорщик Домбинов. Он любил подвыпить, и Дима из-за этого с ним ругался. Когда Дима после операции вернулся, на роте висело несколько тонн солярки, Домбинов наподписывал всего под стаканом. Это же уголовное дело. Дима очень переживал. А когда его перевели в учебную роту, опять Домбинова назначили. Остались люди, техника — два «Урагана», «Зилы» — ракетовозы, водовозки. Все можно распродать до кроватей и табуреток. Дима метался в двух ротах.