— А рядом, в другом — красные кружочки.
— А я вот, затылком сейчас повернусь и все увижу.
— А я — животиком.
— Обождите, тихо, не мешайте. За стеной, в соседней комнате, знаете что?..
Играли, забавлялись: дети.
1992 г.
Княжна Шаховская и мы
Мы познакомились в другую эпоху. Княжна Зинаида Шаховская советских журналистов не принимала. Наверное, мне помогли рекомендации и беспартийное происхождение.
У Шаховских было три имения. В одном убили дядю и тетю — стариков, в другом — двух дядей. Мать и отец оказались в тюрьме, а она, двенадцатилетняя девочка, осталась заложницей у красных.
— Нам с мамой удалось выехать по фальшивому паспорту. А отец, спасая нас всех, сам остался в России. Он был убежден, что скоро все вернётся на свое место.
Знатный род Шаховских берёт начало от князя Владимира. Всю ветвь, все 32 поколения своего рода Зинаида Алексеевна бережно хранит в памяти.
Последний в России князь Шаховской, отправив жену и дочь за границу, вернулся в Тульскую губернию, в свое родовое имение Матово. Он стал работать сторожем. Крестьяне по-прежнему относились к нему уважительно.
Холодной зимой 1921 года князь замерз под сараем, который сторожил.
Детских испытаний маленькой княжны более чем достаточно, чтобы ожесточиться до конца жизни.
— Нет, я не сержусь: христианское воспитание и потом война есть война.
С Советами, однако, она все эти долгие десятилетия никаких дел иметь не желала.
Другая эпоха. Попытки напечатать очерк успеха не имели: «Еще не время…»
Неожиданно напечатала «Неделя».
На другой день в кабинете главного редактора «Недели» раздался звонок. Генерал КГБ!.. Наверное, это был очень важный генерал, голос звучал жестко, зловеще.
— Вы что себе позволяете?! Вы о ком пишете?..
— О ком же мы пишем, товарищ генерал? — простодушно спросил редактор «Недели».
— Вы знаете, кто такая Шаховская?! Знаете, из чьих карманов оплачивалась «Русская мысль», которую она возглавляла?! Вы знаете, что она — агент ЦРУ?!
— Нет, не знаю, товарищ генерал, — спокойно, почти меланхолично отвечал редактор. — Откуда же мне знать.
— Она в таком звании! — телефонная трубка стала раскаляться. — Шаховская в ЦРУ такую школу прошла, у нас в КГБ ни один офицер такой выучки не имеет!!
— Это интересно, — редактор с наслаждением откинулся на спинку кресла. — А вы напишите нам об этом, а мы опубликуем.
— Вы соображаете? Я — свою фамилию?!
— Ну, хорошо, подпишитесь «Иванов».
— Какой к черту Иванов!.. — в голосе звучала ярость.
— Вам не нравится «Иванов»? Подпишитесь «Петров»: «генерал КГБ Петров».
Телефонная трубка стала плавиться,
— Понял вас, понял, — успокоительно, почти ласково говорил редактор. — Не надо — «генерал». Подпишитесь: «искусствовед». Шаховская — такая-сякая, агент империализма, и подпись — «искусствовед Петров».
Наверное, у редактора «Недели» Виталия Сырокомского был в запасе другой генерал, поважнее этого. А может быть, как раз «время»-то уже пришло, просто мы не начали им распоряжаться. Время — это мы.
Далее — все, как у Лермонтова: «Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было». Я хочу сказать, что генерал более нигде не объявлялся, и даже прах его легким столбом не вился на краю обрыва.
А имя Шаховской вернулось на Родину.
Нынешним летом я рассказал княжне о той высокой оценке, которую дали ей советские чекисты. Это ее очень развеселило, вместо намеченного получаса (все-таки возраст) мы незаметно проговорили четыре часа. С ней наладили отношения наши журналы, издательства, вышла ее книга в России «В поисках Набокова. Отражение».
Эпоха, сколько ей лет? Я читаю надпись на подаренной мне авторской книге в ту, первую встречу: «…Надеюсь, что все «образуется» в стране и прошлое станет только историей. Зинаида Шаховская 1988 г. 28 октября». Сейчас, когда я пишу эти строки, снова 28 октября. Вечность длиною ровно в пять лет.
…Скоротечные годы означают, однако, и то, что генерал госбезопасности еще полон сил. Наверное, он по-прежнему курирует что-то важное и ждет, когда вернётся его день. Он перевернет время, как песочные часы, и все опять посыплется-потечет вспять.
Мы не эмигранты, говорит Шаховская, мы — изгнанники.
Все эти три четверти века они не верили новой власти и, как ни странно, ждали, что вернётся прежняя Россия. Многие в надежде возвратиться на Родину отказались от чужого подданства, сулившего гражданские права и жизненный достаток.