Геннадий Буравкин:
— Устроители праздника объявили: кто принесет столько-то пробок от пива, получает бутылку бесплатно. Чтобы добыть пробку, надо бутылку выпить. Халява — страшное дело, началось соцсоревнование. Да многие и с собой кое-что покрепче прихватили — магазины с водкой рядом. И ни одного туалета поблизости. Где плясали, там неподалеку и оправлялись.
Парни плясали полуголые, и поминального звона колоколов собора не было слышно, рев музыки заглушал его…
Бога вызвали на дуэль.
В 20 часов 40 минут возле светофора ударила мощная молния, озарившая полгорода, оглушил гром, многим показалось: что-то взорвалось!
Справа — река, слева — проспект Машерова, впереди — Дворец спорта, как раз на две тысячи человек, но он оказался закрыт. И Дом физкультурника закрыт. Через дорогу — гостиница «Юбилейная», но там пропускной режим. Капкан. Град колотил полуобезумевшую массу, единственное спасение — метро «Немига», единственный вход в него через подземный переход. Милиции оказалось мало, двух милиционеров и еще одного омоновца снесли и затоптали сразу. Встречных, из метро, тоже сносили. Затаптывая друг друга, карабкаясь друг через друга, подростки — мертвые и живые — образовали в тоннеле завал, и те, кто оказался наверху, упирались ладонями в потолок, оставляя на нем кровавые следы.
В 20 часов 50 минут на небе наступила тишина.
«Скорые» подбирали в суматохе трупы, а не тех, кого еще можно было спасти. Дежурные бригады не справлялись, вызывали врачей из дома.
Подобрали туфли, сумочки, косынки, шарфы. Отмыли от крови переход.
Один только человек подал прошение об отставке — мэр Минска Владимир Ермошин. Президент отставку не принял.
Когда виноватых много, тогда их как бы и нет.
— Бессмысленно искать виноватых…
Между прочим, синоптики предупреждали несколько раз, что 30 мая во второй половине дня в Минске ожидается гроза.
Я не могу соединить понятия «Бог» и «кара». Не по Божьему это ведомству — карать. Просто, наверное, история дает нам задание на дом, а мы, веками, — как нерадивые школьники. «Выучил урок?». — «Учил». — «Я не спрашиваю, учил или нет. Я спрашиваю: выучил?».
Может быть, жертвоприношения и шок отдаляют человечество от массового одичания, дают отсрочку?
Поэт и драматург — люди независимые. Другие звонившие из Минска, подчиненные служащие, имен просили не называть. Приговор один: не в этот день и не на этом месте — не на костях, за все надо отвечать.
Но почему — дети? Их пригласили.
Другая мысль, почти посторонняя и не в оправдание: а много ли места у славян, много ли чистой земли до самого Магадана, где внизу, под нами, никто не убит?
По Московскому старому тракту
Борис Кропотухин, Екатеринбург:
— Как бы вы отнеслись к тому, что под вашими окнами в доме поставили памятник убийце ваших родных?
ЦК ВКП(б) дал директиву Свердловской области расстрелять 6 тысяч человек и отправить в тюрьмы 8 тысяч. Местные органы НКВД взяли встречные планы, только на одном Московском тракте, под Екатеринбургом, у нас лежат 23 тысячи человек. Кто где — не знает никто. Я всю жизнь ищу могилы родных.
Зато Сталин лежит на глазах у всей России. Разве можно так выпячивать убийцу перед жертвами?..
Экономя короткое время «Прямой линии» и читательские деньги, я перезванивал Кропотухину в поисках подробностей.
— Мой дядя работал в «Уралзолоте», там расстреляли 14 «диверсантов», в том числе и дядю с женой. Только в Свердловске было семь мест массовых расстрелов. На центральном проспекте Ленина в 1937 году к трехметровому забору наращивали еще три метра, чтобы люди ничего не увидели с балконов. Стрельба не смолкала ни днем, ни ночью. Людям объясняли: там — тир. Еще расстреливали в парке отдыха имени Блюхера, на Михайловском кладбище, в Верхней Пышме — пригороде.
Потом выдавали справки: ваши родственники умерли в войну.
В 1961-м по старому Московскому тракту стелили новую дорогу. На 12-м километре экскаваторщик Дудин копнул, и в ковше оказались человеческие кости. Выставили охрану, с Дудина взяли подписку о неразглашении. После реабилитации родных я стал разыскивать их останки. Познакомился с уголовными делами. У меня волосы встали дыбом! Больше 50 лет государство скрывало эти дела от нас, от отца с матерью и нас, восьмерых детей.
Я все хотел следователей установить и обязательно разыскать. Эти садисты все знают — и кто где лежит, и как пытали. О-о, как их пытали! Тюрьма была в Цементном поселке, а на допросы возили за 10 километров в Кировград, райцентр. Везли мимо поселка Шурула, там караулили родственники арестованных. Это взгорье продувалось, грузовики застревали в снегу. Родные помогали вытаскивать и заглядывали в кузов — там были разбросаны изуродованные полутрупы.