Фамилии следователей я все же узнал — Черкасов, Артемьев, Сапожников. И я узнал, вы не поверите, Черкасов и Артемьев — живы!.. Каждый уничтожил больше двухсот человек. Я знаю об этом из перекрестных дел, где стоят их подписи. Артемьев служил в СМЕРШе, и, по данным ФСБ, еще в войну его вышибли из системы КГБ за преступления. И Черкасова уволили.
Я подал на них в суд. Заявление не приняли, нужны их имена, отчества, адреса для вызова. А в уголовных делах даже инициалов нет. ФСБ и Военная прокуратура признали факт их преступлений, но адресов не дают.
…Наивный человек читатель Кропотухин. Столько знает, а наивный. Никто никогда не увольнял, не «вышибал» с работы следователей Черкасова и Артемьева. В правоохранительно-карательных органах своя родословная, которую подчищают. Заметают следы, смягчают репутацию.
Следователей-садистов благополучно спрятали.
У европейцев преступления против человечности не имеют срока давности. Россия, вступая в Совет Европы, подписывая Европейскую конвенцию по правам человека, как бы подтверждала и свои принципы на этот счет. Тем более есть свой закон от 1991 года о реабилитации жертв репрессий, статья 18 которого указывает — виновные в злодеяниях подлежат суду. За полвека после войны мы осудили столько карателей, сотрудничавших с фашистами, но не тронули карателей, служивших своим, партийным оккупантам, не потревожили ни единого.
Живут в тепле и до сих пор верят, что придут новые заказчики и их опыт еще пригодится.
— Скрывая имена, они меня лишают конституционного права обратиться в суд. Кто должен эти права обеспечить? Гарант. В январе 1997 года наша семья написала заявление в администрацию президента. Ответила Т.А. Воеводина из отдела писем: этими проблемами занимается комиссия, о результатах вам сообщат. Я снова пишу: какая комиссия, кто возглавляет, в какой стадии работа, где публикуются ее материалы, адрес самой комиссии? Опять Воеводина: вам уже все отвечено. Потом мне отвечал начальник Воеводиной — Коряжкин В.А.: под копирку, слово в слово. Я уже пишу: это халтура и брак, прошу выслать мне хотя бы регистрационный номер моего первого заявления, чтобы вернуться к сути. Я только с просьбой о номере написал 20 писем. И только через два с половиной года мне сообщил его уже теперь начальник Коряжкина, руководитель управления администрации президента М. А. Миронов. Это же издевательство.
Надо вытаскивать палачей на свет. Они хотя бы скажут, где лежат мои родные. Какая же это реабилитация, когда потомки кладут цветы на одно место, а их родные, может быть, лежат совсем в другом — в глухом лесу, во рвах, лежат как нелюди, вповал, без гробов. Я участвовал в раскопках, я знаю.
— А цветы куда носите?
— Хожу по всем семи местам в Свердловске. И конечно, на Московский тракт. Только через 35 лет, в 1996 году, там поставили монумент. На открытие съехались люди со всего Урала. Теперь говорят, там лежат не 23, а 80 тысяч.
— Сколько писем вы всего отправили?
— За последние три года — в Генеральную прокуратуру, ФСБ, в администрацию президента — что-то около 400 писем.
…Кропотухин — фамилия какая-то уменьшительно-чеховская, приниженная, ее так легко смахнуть в любую сторону. Даже не важно, о ком речь — о «диверсантах» или героях.
Родные братья Кропотухина пропали на войне, и он их тоже разыскивает.
— Один из братьев, танкист, прошел Курскую битву. 55 лет архивы отвечали: сведениями не располагаем. А недавно харьковские журналисты проникли в местные архивы. Оказалось, брат «погиб, как герой» под Гавриловкой в Харьковской области. От нас скрывали всю жизнь, потому что там полегла вся танковая армия по вине Ставки и Сталина. Она была недовооружена.
На что уходит, почти ушла единственная жизнь читателя Кропотухина?..
Государству одинаково обременительна и досадна вся эта среднестатистическая русская семья, в которой и «диверсанты», и герои легко могли поменяться местами.
Кропотухин и такие же, как он, собрали тысячи подписей уральцев и направили двумстам депутатам Госдумы — каждому, адресно, просьбу: убрать тело Сталина с Красной площади.