А ты, коль пулями не сбит,
Ты, мне когда-то руку жавший,
Ты им скажи, что я убит,
Что я не без вести пропавший.
(«Литературная Россия», 15 декабря 1967 г., автор не указан)
Восемнадцатилетних мальчиков, призванных на войну, было около полутора миллиона. Точной цифры нет, так как в августе, ноябре-декабре 1941-го и в начале 1942-го юношей призывали в лихорадке: районы были под угрозой оккупации.
Сколько же их погибло? По статистике, широко растиражированной, — 97 процентов.
Не верьте этой лукавой отчетности. Есть другие послевоенные данные — 99 процентов. Куда делся один процент — 15 000 человек? Они не погибли. Они скончались в госпиталях от ран.
Эпилог
Воспоминания о Коле она написать успела. Второй раз (после поездки в Гойтых) не опоздала. Рукопись осмелилась показать Алексею Баталову. Он был взволнован и написал к книге предисловие.
Называется книга — «Я тебя никогда не забуду». Колины слова. Хорошо, что нашлось издательство — «Новый центр». Тираж небольшой, домашний, но все же. Издание книги обошлось ей в тысячу рублей. Деньги для нее тогда, в 1998 году, немалые.
— Издатель — Зайцев. Ах, имя забыла, как неудобно. Он свои деньги добавил, вложил.
Я много книг читал о любви. Эта — из лучших. Все, кому давал прочесть, не просто плакали — ревели.
Как бы хотелось, чтобы прочел ее министр образования и науки господин Фурсенко. Уважаемый Андрей Александрович! Эту книгу необходимо издать миллионными тиражами — для школьников, пусть для внеклассного чтения. Сегодня глупо, цинично воспитывать детей на подвиге — в мирное время, когда ничто не должно ни стрелять, ни взрываться. А человек, который научится любить хотя бы одного человека, он и Родину полюбит.
Анна Иосифовна решила возместить хотя бы часть денег. С разрешения московских чиновников она несколько экземпляров книги понесла на продажу. Пришла, увидела пошлый товар вокруг и вернулась домой.
Несколько экземпляров у нее купили какие-то знакомые каких-то знакомых. По десять рублей, по двадцать.
— Мне бы еще хотя бы штук пятьдесят продать.
В книге — фотографии ее, его. Места свиданий, прогулок. Ее воспоминания, его дневник.
«Аня смилостивилась, мы шли с ней под руку. Правда, молчали. Мы все время сбиваемся с шага. Под руку ходить надо еще поучиться».
«…Анин возраст. Жаль, что мы не родились на два года раньше, — поженились бы, и я уехал бы служить на границу». «Аня не может рвать цветы, потому что, как и я, считает, что они живые и им больно. Мало того: она старается не ступать по траве — траве, мол, тоже больно».
«Не так уж и плохо, что мы с Аней не родились года на два раньше. Если бы я служил на границе на Западе — нас с Аней почти с месяц как не было бы в живых».
«Если меня убьют и меня не будет на белом свете?
— Нет, нет, Коля, тебя не убьют и не ранят. И ты будешь сначала лейтенантом, а потом генералом».
«Сегодня 22 июля 1941 года… Я не спал всю ночь. Я хочу ее поцеловать. Неужели нельзя?»
«До свидания, Аня, любимая, конечно, не прощай. Я постараюсь воевать со знанием дела, чтобы меня не убили как птенца. Я буду учиться военному искусству. Я обязан остаться в живых, Аня, ради тебя, ради нас… Нужно, чтобы мы дожили до фантастически далекого, но для нас возможного двухтысячного года…»
«18 августа 1941 года. Мой отъезд еще не уточнен. Приснился кошмар: будто я, как и герой Лермонтова в стихотворении «Сон», умираю где-то в горах, мучаюсь.
Лермонтов написал «Сон» в последний год жизни. И в 1841-м погиб на Кавказе, как и предвидел. А сейчас 1941-й. Ровно сто лет. Мистика».
«20 августа 1941 года. Опять сон, опять «долина Дагестана». Меня там нет, но я там будто был… Женщина простерла руки в темноту, в ночь. Оборачивается ко мне — Аня моя! Только она теперь старше! Она взывает к Богу, молит Его взять ее ко мне или вернуть меня ей: «Ведь не может быть, чтобы его нигде не было! Все-таки где-то он есть?»
В последний день перед отправкой на смерть он идет в библиотеку и читает Грина.
«Алые паруса — для нас».
В книге — единственное письмо Коли Большунова, случайно уцелевшее, предфронтовое.
«Аня, дорогая! Я уезжаю сегодня.
Письма всех моих знакомцев и даже родни пришлось, к сожалению, порвать — я должен ехать налегке.
Твое письмо, твою телеграмму, записку с маленькой твоей фотокарточкой я, конечно, беру с собой.
…Вечера стали прохладные, на пороге сентябрь. Тем более об этом надо помнить в Свердловске. Надевай, если куда пойдешь вечером, теплую кофточку. Что еще хотел сказать? Многое, но разве все скажешь? И мне пора, я должен уходить.