Бартер: прежде 30 лет он строил для них школу, детский сад, больницу, кинотеатр, магазины, дом отдыха, жилые дома.
Суд
Была зима, снег лежал чуть не по пояс, и мороз был такой, что, когда во внутренний двор суда приезжал вагон-зак с подследственными, собаку не могли отогнать от машины, она грелась. Милиционеры на руках вынимали из машины седого старика и под руки волокли его, полуослепшего, на второй этаж в зал заседаний. Черное длинное пальто, черный берет и белые волосы — густые, длинные, нестриженые.
Когда Старовойтов, а это был он, больной и разбитый, исхудавший за полуголодный тюремный год, увидел для себя клетку, как загон для зверя, он лишился дара речи: мимо него пройдет вся деревня, в которой его все знали.
Если точно, свидетелей было 400 человек. Простоватые колхозники, давая показания, не подозревали, что их придется подтверждать в суде. И главное, они думали, что председатель уже не вернется.
А он вот — недавно любимый и любящий их всех, в клетке, беспомощный. Это была народная драма. Женщины плакали, мужчины давали обратные показания.
— Но вы же на следствии совсем другое говорили! — кричала судья Чмара.
— Нас запугали.
Кроме свидетелей, в зале почти никого не было. Колхозники боялись идти. В деревне оставалось 50 следователей, они контролировали настроение в колхозе.
На суде побывали представители ОБСЕ, американского посольства и замполит колхоза «Рассвет».
— Я замполита из клетки не видел, — говорит Старовойтов. — Я дальше четырех метров не вижу. Мне рассказали потом.
Чмара вела заседание вдохновенно, с видимым удовольствием.
Единственный мужичок подошел вплотную к клетке, тоже всплакнул и через прутья сказал: «Держись, Константиныч, держись».
Суд длился полгода. Зимние холода сменились жарой.
Таня:
— Чмара ни разу не разрешила мне покормить в суде мужа. Другим можно, а мне нет. На улице майская жара 38°, а Чмара не разрешает мне Сергея переодеть. Сидит в зимней куртке, зимних сапогах, пот градом. Я уже попросила Смоленцева, зама Глуховского, он разрешил.
Чмара приговор читала 2,5 часа, закончила в первом часу ночи.
Сергей выслушивал приговор, стоя в наручниках. Почему не сняли — по закону? «Это конвой закон нарушил», — ответила Чмара.
Сергей хотел в последний год попасть под расконвойку, на поселение — ему обещали. Но не отправили: есть родственники за границей. Родственники — это его мама в России, инвалид 1-й группы.
Адвокат Стремковская заявляла отвод составу суда. Заявление отклонили. Ходатайствовала об изменении меры пресечения Старовойтову. Куда он убежит? Полуслепой старик, даже если бы его отпустили прямо из зала суда, до дому бы не добрался. Чмара не только отклонила и это ходатайство, но и написала на адвоката жалобу: мешает процессу. Коллегия адвокатов объявила Стремковской выговор.
Вера Стремковская:
— Старовойтов мне сказал, что мои жалобы тормозят суд — так ему заявила Чмара. «Так бы мы быстро все провели и отпустили вас на свободу». Несчастный Василий Константинович поверил, перед приговором отдал жене зубную щетку, пасту.
Обвинение Надежда Филипповна зачитывала долго, законопослушный Старовойтов стоял, сколько мог, а потом, чтобы не упасть, вцепился в железные прутья и так висел, как распятый, дослушивая приговор — лишение свободы.
В СИЗО пообещали, что если не будет никаких жалоб на приговор, то Старовойтова условно-досрочно освободят. Жалоба была уже отправлена, но адвокат Стремковская отозвала ее, чтобы воспользоваться обещанием и дать возможность выйти Старовойтову на волю хотя бы на пару месяцев раньше.
Нет. Опять обманули. Отсидел день в день два года. То есть, как всегда бывает в сомнительных случаях, практически ему оставили то, что он уже отсидел (год под следствием, полгода под судом).
Старовойтову говорили, что если он обратится к Президенту Белоруссии с прошением о помиловании, то его освободят. «Я добрый», — сказал Президент о себе перед телекамерами.
Гордый старик прошение писать не стал.
Снова дома
Вернулся. Жив.
Перед самым возвращением белорусское телевидение снова показало документальный фильм «Падение», доносы алкоголика Евстратова. А главное, снова был учинен обыск в доме. Брать было уже нечего, забрали зимнюю шапку Василия Константиновича.