Выбрать главу

Кто устоял в сей жизни трудной

Мы познакомились лет двадцать пять назад. Может быть, чуть больше. Я провожал в Минск своего друга Николая Матуковского. И Богомолов пришел проводить, передать какие-то бумаги Василю Быкову. Матуковский нас и познакомил. Тут же, на перроне Белорусского вокзала, стоял стеснительно в стороне высокий, худенький юноша. Это был сын Богомолова Иван, в честь которого он назвал свою лучшую повесть.

Проводили. Возвращались вдвоем. У входа в метро на Пушкинской прощались часа три. Он записал и протянул мне номер своего телефона со словами:

— Только я вас прошу, вы мне часто-то, без необходимости не звоните.

Надо было бы, наверное, вернуть обратно эти цифры, поблагодарить и вернуть. Но я уже знал о странностях этого человека.

Из автобиографии Богомолова:

«Ивана» показали опытнейшему старшему редактору издательства «Художественная литература», и он вчинил мне обвинение в «окопной правде»: «Эту повесть никто и никогда не напечатает». Этот вердикт хранится у меня рядом с полками, где находятся 218 публикаций переведенного более чем на сорок языков «Ивана».

Трудности возникли при публикации романа «Момент истины» («В августе сорок четвертого»). Было получено четыре официальных заключения Главных управлений КГБ и Министерства обороны. Во всех, как по сговору, требовали изъять целиком две главы: со Сталиным и эпизод с генералами».

— Я не уберу из книги ни единого слова! — ответил он. Журнал «Знамя» отбил многие замечания цензуры. Но не все, и Богомолов попросил рукопись вернуть.

Главный редактор журнала «Юность» Борис Полевой был вхож в коридоры власти. Он сумел отстоять почти все, за единственным исключением: совещание генералов в сарае. Полевой был уверен, что из-за трех страничек проблем с Богомоловым не будет, роман стали набирать в типографии. Писателю перевели немалые деньги.

Богомолов отправил гонорар обратно. По почте. Пока деньги шли туда-сюда, роман продолжали набирать.

— Но ведь всего три странички… — умолял Полевой.

— Не уступлю ни слова!

Борьба длилась больше года.

Роман издали. Богомолов не уступил ни запятой.

Успех был бешеный.

Знаменитый кинорежиссер Жалакявичюс, прославившийся фильмом-боевиком «Никто не хотел умирать», решил экранизировать роман Богомолова. Снова перевели писателю деньги, отсняли полфильма. Приехал Богомолов, посмотрел… Деньги вернул. Фильм не состоялся.

— А что мне было делать? — объяснял он мне. — Там же чистый лихой боевик закрутили. Таманцев мой, офицер, ходит — ворот до пупа расстегнут, рукава по локоть закатаны.

К этому же роману сравнительно недавно обратился другой, белорусский режиссер Пташук. Богомолов снова отрекся, фамилию свою из титров убрал.

— Не мог я в этом участвовать, тут были такие финансовые аферы…

Пташук после выхода фильма загадочно погиб. Но и гибель не примирила писателя с режиссером.

«Да Богомолов — монстр, он ни с кем не уживается!» — пытались убедить меня многие. При этом забывая о его успешных совместных работах в кино. Например, с Тарковским, который экранизировал «Ивана» — первый фильм молодого тогда режиссера. Вполне кстати вспомнить и благополучную экранизацию «Зоси» режиссером Богиным.

Конечно, бывал и не прав в жестких оценках людей, но насчет монстра вот что скажу. У меня была опубликована первая статья (из семи) в защиту подводника Маринеско. Мешки читательских писем. Звонок от Богомолова: «Я хочу написать отклик в поддержку». Я заранее сказал главному редактору. Ждали неделю, две. Звоню. «Пишу-пишу», — отвечал. Прошел месяц. «А вы знаете, — сказал он вдруг, — я сам боевой офицер, и я против расхлябанности…» «Ваше мнение полностью совпадает с мнением министра обороны товарища Язова…» — ответил я и попрощался. Давление на газету было чудовищное, и я посчитал, что меня предали.

— Ну позвони ты Богомолову, — просил через полгода Матуковский из Минска. — Он же переживает.

— Нет.

Через месяц снова Матуковский:

— Ну позвони. В конце концов, он старше тебя.

— Нет.

Еще звонок.

— Богомолов сказал, что все равно ничего не добьешься с присвоением Маринеско Героя…

— Передай, что только тогда и надо биться, когда шансов нет.

— Он пытался писать в твою поддержку, но… не получилось. Признаться в этом, не захотел. Он ждет, позвони.

— Нет.

Прошло больше трех лет. Уже и Маринеско давно Герой. Вдруг звонок. «Здравствуйте. Это Богомолов…»