Жильцы жалеют ее, называют ласково Шурочкой.
Каждый год ее надолго укладывают в больницу. Встречая ее, по-прежнему красивую, медсестры плачут. Однажды, когда в очередной раз легла, квартиру обокрали.
Я пришел в больницу навестить Шурочку.
Вдоль стен коридора стояли больные женщины. Так стоят вдоль стен на деревенских танцах в ожидании приглашения. Лица отрешенные, с явными признаками вырождения.
Она появилась — очень бледная, в халате и тапочках.
— А вы кто? Я вас не знаю.
Кажется, она готова была уйти.
— Я пришел помочь вам. Чем — пока не знаю.
Комната свиданий — что-то вроде небольшой столовой со столиками на четверых. Она разговаривала вразумительно, толково, но очень тихо, как будто бледность лица перетекала в голос. В палате — 14 человек. Уход? А зачем за мной ухаживать, я сама за всеми ухаживаю. Я здесь 45 дней. По 16 уколов в день… За что мучаюсь, за что страдаю?..
— Правда ли, что сам Пырьев приглашал вас, студентку…
— Да, он ставил «Идиота». Очень меня уговаривал, в гостиничном ресторане стол накрыл…
— А правда ли, что за последние 30 лет вам никто не позвонил?
— Правда. Ни один человек.
Мы прощались. Бледное лицо ее отражало следы тридцатилетних мук. Но и печать былой редкостной красоты осталась. Я не удержался.
— Какая же вы красивая!
Она ответила почти гениально:
— Я могу быть еще лучше.
После пребывания в больнице она на пару месяцев становится разумным человеком. Мне казалось при встрече: включи софиты, скомандуй режиссер: «Начали!» — и все образуется. Будет жить, как все.
Каковы мы сами, такова и профессия
Мне очень нравятся телепередачи «Чтобы помнили». Они возвращают память об актерах, ушедших из жизни в одиночестве, нищете. «Ну, что делать, — объяснила в одной из телепередач актриса Надежда Румянцева, — у нас такая профессия: пока работаем — вместе, потом расходимся».
Нет такой профессии — чтобы бросать человека. Каковы мы сами, такова и профессия.
Хотелось бы, чтобы вспоминали не только об ушедших, но и о тех, кому еще можно помочь. Той же Александре Завьяловой союзы кинематографистов или театральных деятелей могли бы как-то помочь материально, положить ее в лучшую клинику, помочь подлечить сына. В светлые послебольничные недели пригласить на спектакль или театральную репетицию. И в кино снять, пусть даже в проходной роли. Это было бы действеннее больничных уколов.
Да хотя бы просто позвонить.
Деревья, кусты и листья
Эмилия Владимировна:
— Самое тяжелое — утро, когда я не знаю, смогу ли я его поднять. Спросонья у него слабые руки, он не может уцепиться за мою шею, хватается за платье, и у него совсем нет сил. Иногда бьюсь в поту и в мыле — час: не поднять. Зову соседей. На стуле снимаю все его белье, загружаю, замачиваю. Ставлю Васю к столу, он уцепится за него, я его обмываю, мажу кремами, потом сажаю на кресло — кастрюлька с водой, тазик на колени — мою ему лицо, руки.
Потом кормлю, специальная еда, чтобы работал желудок, — тертая свекла с подсолнечным маслом, тертое яблоко, летом — сливы, стакан простокваши, каши — пшенная с тыквой, или геркулес, или гречневая с молоком, чай. Аппетит у него хороший, если надо добавку — стучит ложкой.
После этого мы делаем зарядку: он держится за подоконник, я хлопаю его по попе, чтобы поддержать кровообращение.
Ну а потом он спит в кресле до часу дня. Я бегаю в магазин, готовлю обед. В промежутках он может оконфузиться, я опять его мою, стираю. Чтобы ему не было скучно, я для разнообразия перевожу его в другую комнату, к другому окну.
…Из смежной комнаты, из параллельного окна он смотрит на те же деревья, кусты и листья. Что для него неодушевленный вид из окна? Понимает ли что-нибудь, глядя на прекрасный парк?
— Не знаю. Мы с Павликом отвезли его однажды на залив, когда-то он любил там бывать. Вынесли его из машины, он глянул и заплакал.
Из дневника соседки Людмилы Николаевны Ильиной:
«Вчера вечером позвонила Эмма, попросила помочь поднять Васю. То, что я увидела, было ужасно. Он валялся в туалете, голова наполовину вывернута из-под унитаза, взгляд бессмысленный, но с оттенком страха. Как его оттуда выцарапывать… Попросила Эмму дать полотенце, просунула его под спину Васину, концы вручила Эмме, а сама стала приподнимать его плечи и голову… Храни нас Бог от такого испытания»…