Постышев. Да не я, а со мной говорят полчаса».
Огрызнулся и ушел с трибуны.
В тот же день, 14 января 1938 года, на вечернем заседании с трибуны пленума Постышева добивает его ближайший сподвижник, секретарь Куйбышевского обкома Игнатов. Постышев понял: это конец. Он просит слова для покаяния, рвется к трибуне, но Сталин его не пускает.
«Сталин. У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего случившегося надо какие-либо меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из состава кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК.
Голоса. Правильно.
Председательствующий (Андреев): Кто за то, чтобы принять предложение товарища Сталина? Большинство. Против? Никого. Кто воздержался? Никого».
Вскоре после пленума Постышева расстреляли.
И вся-то беда Павла Петровича — не заметил отмашки.
Вчитываешься в кровавое упрямство Постышева, и кажется: психически он был уже не совсем здоров. У него была богатая партийная родословная…
После окончания Гражданской войны особенно свирепствовал Особый отдел ВЧК, которым руководил полусумасшедший Кедров. Он расстреливал малолетних «шпионов» от 8 до 14 лет. Иногда — в присутствии родителей. Иногда расстреливали родителей в присутствии детей. Иногда тех и других вместе. Таким же палачом была и жена Кедрова — Ревекка Майзель, в прошлом скромная фельдшерица в провинциальном городке Тверской губернии. В Архангельске Майзель-Кедрова собственноручно расстреляла 87 офицеров, распорядилась потопить баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера.
Изощренная пара. По Архангельску торжественно везли пустые красные гробы, закапывали в землю, а потом Ревекка с мужем начинали расправы с партийными врагами.
Кедров в итоге оказался в психиатрической больнице.
Лацис — председатель Всеукраинской ЧК. Создал уездные, губернские, городские, железнодорожные, транспортные, фронтовые ЧК, «военно-полевые», «военно-революционные» трибуналы, «чрезвычайные» штабы, «карательные экспедиции». В одном только Киеве было 16 самых разных Чрезвычайных Комиссий, каждая выносила самостоятельные смертные приговоры.
Может ли быть нормальным человек, который ставит смерть на поток?
Петерс, один из руководителей ВЧК, любил сам присутствовать на казнях. За ним бегал его сын 8—9 лет и приставал к отцу: «Папа, дай я…»
Свято место не бывает пусто. Вместо Постышева Сталин объявил кандидатом в члены Политбюро Хрущева, который очень скоро прислал из Киева в Москву телеграмму с просьбой вынести двадцати тысячам человек приговор первой категории.
И еще Сталин предложил пленуму:
— Ввести в состав Оргбюро товарища Мехлиса.
Того самого, который свирепствовал в Гражданскую войну и превзошел в жестокости саму Землячку. Кстати, она и здесь, на пленуме, по-прежнему при деле — член Бюро Комиссии Советского контроля, через год станет членом ЦК.
Спектакль — как пустые красные гробы.
Странный звонок.
— Я — юрист. На пенсии. Мне много лет.
— Как ваша фамилия?
— А зачем она вам? В статье «В гранитном лагере» вы написали о том, что Багирова расстреляли после смерти Сталина. Это не так. Его никто не расстреливал.
— Но в газетах писали: «Приговор приведен в исполнение».
— Да, я читал. Это неправда. Мой отец близко знал все окружение Багирова, а я дружил с его сыном Дженом.
Судила Багирова выездная коллегия под руководством генерал-лейтенанта Чепцова. В 1956 году. Суд длился несколько месяцев — в Доме культуры МВД Азербайджана. Формально — открытый, но вход — по пропускам.
Я знакомился с томами этого уголовного дела. Багирова обвиняли в том, что он одних только коммунистов расстрелял 40 тысяч. Чепцов его спрашивает: «Вы были членом контрреволюционной организации?» — «Наверное, был». — «А как она называлась?» — «Сначала ВКП(б), а потом КПСС. Может быть, она была контрреволюционной, я не знаю».
После «расстрела» Багирова держали в тюрьмах, только в мусульманских краях.
— В это слабо верится.
— Это ваше дело. Сначала его очень долго держали в Казанской тюрьме, в одиночке. Допускали к нему только Джена, сына. Джен сам сообщил мне, как отец сказал ему: «Я горд тем, что не только моя жизнь, но даже смерть понадобилась Советской власти».
…Анонимный мой собеседник считает Советскую власть бандитской.