И обратно, разрыв союза любви и молитвы между верующими разрушает возможность соборного познания, возможность истинного церковного Собора. В этом случае на место любви ставится рационализм и гарантии человеческого разума. Это был главный грех, в котором Хомяков осуждал западные христианские исповедания. Рационализм их богословия был лишь прикрытием лежащего в основании своеволия. Прежде всего в этом виновата была Римская Церковь, порвавшая связь с Восточной в XI веке. Протестантская революция XV–XVI веков, хотя и отделила от католической церкви огромное число верующих, духовно была, по Хомякову, продолжением всё того же импульса своеволия. Разные типы рационализма — примат Предания и папская непогрешимость в Католицизме, опора только на Писание и свобода личного исследования в Протестантизме — не отменяли фундаментального нравственного события: разрыва с целостностью Вселенской Церкви. Хомяков формулирует любопытный, но хорошо узнаваемый нравственный закон: «Всякое незаслуженное оскорбление, всякая несправедливость поражает виновного гораздо больше, чем жертву; обиженный терпит, обидчик развращается. Обиженный может простить и часто прощает; обидчик не прощает никогда. Его преступление впускает в его сердце росток ненависти, который постоянно будет стремиться к развитию, если вовремя не очистить всё нравственное существо виновного внутренним обновлением»[113]. Такую обиду Западная Церковь нанесла Восточной фактом отделения: «Западный раскол есть произвольное, ничем не заслуженное отлучение всего Востока, захват монополии Божественного вдохновения — словом, нравственное братоубийство. Таков смысл великой ереси против вселенской Церкви, — ереси, отнимающей у веры её нравственную основу и по тому самому делающей веру невозможностью»[114]. Это нравственное преступление против ближнего было одновременно и нравственным самоубийством: Западная Церковь, по Хомякову, приняла «смерть в свои недра», — выражением чего и является рационализм как разумное свидетельство определённого омертвления духовной жизни. «Таков Божественный закон: испорченность сердца порождает ослепление ума…»[115]. Все дальнейшие нововведения — новые догматы, разделение веры и дел в вопросе об оправдании, опущение таинств в Протестантизме и т. д., — всё то, что разделяет Восточную и Западную Церкви и что оправдывается для последней рационализмом, было лишь следствием фундаментального повреждения нравственной жизни. Та же причина породила, по Хомякову, рост скептицизма и возникновение секулярной философии.
Говоря о познании, А.С. Хомяков исходит из внутреннего опыта Церкви. Как справедливо подчёркивал прот. Георгий Флоровский, Хомяков не столько конструирует и доказывает, сколько «как очевидец… описывает реальность Церкви, как она открывается изнутри, через опыт жизни в ней»[116]. В этом смысле позиция Хомякова сближается Флоровским с позицией немецкого католического теолога и историка Йоганна Мелера (J.A. Moеhler, 1796 — 1838), который также в условиях философско-богословских блужданий первой четверти XIX века пытался настойчиво напомнить о фундаментальном для христианства факте Церкви не только в организационном, но и в гносеологическом смысле[117]. Христианский гнозис немыслим вне Церкви, христианство познаётся только изнутри. Отдельных «отвлечённых» способностей человеческого разума — рассудок, эстетическая способность, морализм — недостаточно для христианской гнозы. Необходима жизнь в Церкви, для познания необходимо христианское единение в любви. На возможные упрёки в том, что проповедь любви есть самое общее место в христианской культуре всех народов, Хомяков отвечал очень определённо: «Витии, мудрецы, испытатели закона Господня и проповедники Его учения говорили часто о законе любви, но никто не говорил о силе любви. Народы слышали проповедь о любви как о долге; но они забывали о любви как о Божественном даре, которым обеспечивается за людьми познание безусловной истины»[118]. Этот дар любви воплощён в христианской Церкви, животворимой Духом Святым. Соборность у Хомякова — подчёркивал прот. Георгий Флоровский — есть отнюдь не человеческое понятие, а «Божественная характеристика Церкви»[119]. Одного чисто человеческого согласия и нравственной солидарности людей недостаточно для той любви, которая открывает тайны Божии. Необходимо единение с самим божественным Главой Церкви, т. е. единение в Истине. Именно к такому единению призывает Церковь верных своих чад: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа».
113
Несколько слов православного христианина о Западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа. С.69 //
114
Несколько слов православного христианина о Западных вероисповеданиях. По поводу брошюры г. Лоранси…,С.60.
115
Несколько слов православного христианина о Западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа… С.93.
118
Несколько слов православного христианина о Западных вероисповеданиях. По поводу одного окружного послания Парижского архиепископа… С.79.