— И отбывали наказание?
— Да. Все, как положено. Но, к счастью, после этого журналистская судьба моя не оборвалась.
— Вы хотели сказать о 1917 годе…
— Да. То было потрясающее время! Я ведь прекрасно помню, как вели себя в последние дни и Гучков, и Милюков, и Керенский, эти живые покойники. Присутствовал при их речах и разговорах — и с трибун, и в кулуарах… Но я не об этом хочу сказать. После Февральской революции многие журналисты, так называемые «парламентские репортёры», работавшие, как и я, в Государственной думе, начали покидать Петроград — кто куда. Приходили ко мне прощаться, спрашивали, когда и куда отбываю. «Никогда и никуда»,— отвечал я. «Вы остаётесь в этом хаосе?!» — «Для меня это — Родина».
Пришли прощаться соседи, реакционная пара — писатель Мережковский с женой, поэтессой Зинаидой Гиппиус.
— Когда гибнет моя Россия, — сказала Гиппиус театрально, — я умираю…
— Я удираю… — ответила ей в тон жена моя Мария Яковлевна.
(Мария Яковлевна сидит с нами рядом и улыбается, вспоминая эту сцену).
— Но, кстати, не все думские журналисты бежали, и вот мы — Комитет думских журналистов, а я был членом его правления,— организовали информационную газету «Известия революционной недели». Первый номер выпустили в первый же день революции. Тираж — полмиллиона. И мы, и жены наши разбрасывали газеты из автомобилей на улицах и площадях революционного Петрограда. Причём бывало, что под обстрелом жандармов и полицейских, засевших на чердаках.
— Сколько же вы выпустили номеров?
— Десять. Из тех, что у меня сохранились, я три экземпляра подарил — Музею Ленина, Музею Революции и Библиотеке имени Ленина.
— А после — где и кем работали?
— Заведовал редакцией журнала «Новый мир», художественной редакцией Гослитиздата. В общем, редактировал.
— Среди читателей вы чрезвычайно популярны как пушкинист…
— Пушкин — моя любовь давняя. В 1900 году, в октябре, в Царскосельском лицее открывался памятник Пушкину. Влас Михайлович Дорошевич поручил мне написать отчёт об открытии памятника. Съехалось туда множество интересных людей, приехал, кстати, старший сын Пушкина — Александр Александрович, 67-летний генерал-лейтенант. Я написал несколько страниц отчёта, потом оставил всего 80 строк, но мне казалось, что это лучшие, единственно нужные слова и строки. А в столбце газетной хроники поместили три строки.
— Не сказать, что очень удачное начало…
— Просто в то время не уделялось внимания этому замечательному празднику русской культуры.
— Когда же, в таком случае, вы вернулись к пушкинской теме?
— Через 60 лет. Получил приглашение на встречу, посвящённую годовщине гибели Пушкина. Она была в 1956 году, в Ленинграде, в квартире Пушкина, на набережной Мойки, 12. В гостиной, где поэт принимал гостей, зажгли свечи в старинных канделябрах… Все, как при поэте. Было тихо, торжественно. После этой встречи я следующие пять лет посвятил скрупулезному изучению жизни и творчества поэта.
— Вам было тогда…
— Семьдесят восемь.
— Решили писать?
— Нет, решил глубоко изучить Пушкина. Для себя. И потом даже, когда меня просили писать книги, я долго отказывался; считал, да и теперь считаю себя прежде всего журналистом, а не писателем. Так вот, пять лет изучал. Потом — дерзнул. В 1961 году вышла моя первая книга — «Набережная Мойки, 12». Мне шел тогда 84-й год. Через год я написал «Во глубине сибирских руд» — о жёнах декабристов. Ещё через год вышла моя книга этюдов о Пушкине — «Все волновало нежный ум». Тогда мне шел 88-й.
— Издательство «Знание» наградило вас тогда премией и дипломом лауреата Всесоюзного конкурса научно-популярной литературы. И тогда же вас приняли в Союз писателей СССР?
— Все верно. Потом изданы были «Москва, я думал о тебе» — о последних десяти годах жизни Пушкина, «Рифма, звучная подруга» — второй том этюдов. Затем — «Жизнь поэта». Сейчас пишу большую, на 20 печатных листов, книгу «Минувшее проходит предо мною» — о своей жизни. Больше половины сделано.
Арнольд Ильич не сказал ещё о пьесе. В 1974 году, в последний день прекрасной пушкинской поры — осени, он позвонил мне: «Приглашаю на мою премьеру в театр «Ромэн», на спектакль «Здравствуй, Пушкин» по пьесе, написанной вместе с И. Ром-Лебедевым».