Попробуем разобраться, случай тут особый, сложный.
Самого Васильева в детстве били нещадно. Однажды, например, обходила мать огород, ткнула пальцем в сухую землю — не полит один кочан капусты. И она избила сына тяжелым коромыслом. Била она всех шестерых детей своих. С тех детских пор Васильев усвоил: бить детей можно, даже нужно.
…Я ехал в Кириши под субботу: приеду, думаю, как раз, застану Васильева пьяным, застану на взлёте его жестокой откровенности. А он открыл дверь спокойный и трезвый. Не пьёт. Ни по субботам, ни по воскресеньям, ни в получку, ни в праздники (пьёт только раза два-три в год, по настроению). И детей своих бьёт трезвым, степенно и деловито, так же, как ест, работает, включает телевизор по вечерам.
— Это вы из-за такой ерунды приехали? — спросил он. — Когда я в редакцию жаловался, что разряд мне понизили, так никто не явился. А тут из-за ерунды… Мои ведь дети-то.
И чтобы окончательно сломить, меня, добавил:
— А вас что — не били в детстве?
Этот вопрос он задаёт всем: начальнику милиции, инспекторам детской комнаты, школьным учителям, следователю прокуратуры. И когда ему говорят «нет», он упрямо и искренне не верит. И сокрушить это неверие нельзя.
— А за что бил? За разное. Вот они три ручки сломали. А каждая по рубль шестьдесят. Тетрадей школьных испортили на рубль восемьдесят… И за двойки и за тройки тоже бил, хотел, чтобы грамотными были. Надо же воспитывать?!
Ну, что можно было отвечать Васильеву? Он был искренен.
— А вы думаете, мне-то сейчас легко? — говорил Васильев. — Мы с женой, когда разошлись, дети у неё в Тюмени остались. В конце лета прошлого года она их обоих мне привезла, оставила прямо на работе у меня и укатила. Несколько дней назад снова приехала — следователь её пригласил, забрала детей обратно в Тюмень. Меня на эти три дня, пока она здесь была, в КПЗ посадили, чтобы я её и детей не побил. Как отсидел, вернулся, дома — пусто. Никого нет, и детей нет. Я взял водки. Напился…
— …Но если бы мне их снова вернули, детей моих, — закончил он, — я бы лупил их так же…
Когда Коля и Сережа первый раз пришли в милицию (они так и пришли, взявшись за руки) и стали говорить, что отец бьёт их, Васильева вызвали. Тут выяснилось, что мать оставила детей полуголодными и полураздетыми. Отец их откармливал, по две смены работал, чтобы одеть и обуть их. Первое время ходил даже в школу, чтобы узнать, как там они учатся. Ну, и бил при этом…
В милиции с ним поговорили серьезно, и Васильев на время притих. Потом снова за свое.
Все непролазные потёмки души Васильева мы выделяем в подробностях не для того, чтобы подчеркнуть: вот ведь как ещё бывает в жизни. А для того, чтобы показать, насколько же был чужероден Васильев, насколько нужно было остановить его. И не то беда, что такой Васильев объявился, а то, что терпели его.
Живые люди окружали его со всех сторон. И государственные учреждения, призванные оберегать покой и добро каждого, а детей прежде всего, были рядом в десятках метров от его фешенебельной берлоги. Поскольку не заметить его было нельзя, люди знали обо всем и даже вмешивались. Но слишком уж робко…
Дело в том, что и в школе, и в милиции привыкли иметь дело с явлениями типичными. В школе за пятёрку хвалят, за двойку корят, а из-за двух двоек могут устроить целый переполох, родителей вызвать и им по первое число выдать. А тут случай настолько редкий по своей дикости, что не нашли в школе лучшего выхода, как завести для Коли Васильева отдельные тетради, которые он домой не носил, хранил двойки в классе.
В милиции тоже привыкли иметь дело с безобразиями типичными. Если бьёт кто кого, то не иначе из хулиганских побуждений или по пьяному делу. И застань милиция Васильева хоть раз пьяным, не сдобровать бы ему. Но тут… И милиция вместо того, чтобы схватить преступника за руку, читает ему педагогические нотации.
И даже прокуратура, когда дошло до неё не очень энергично взялась было за дело. После того как Сережу привёз тогда из Хвойной милиционер, начальник милиции предложил возбудить уголовное дело. За истязание. По этой статье Уголовного кодекса решили судить Васильева. И хоть статья 113-я УК РСФСР прямо говорит: «Систематическое нанесение побоев» наказуемо, следователи Киришской прокуратуры, возбудив уголовное дело против Васильева, не то чтобы растерялись, а вроде бы удивились собственной решимости.
— Понимаете,— говорила следователь Татьяна Михайловна Малюковская,— сколько я работаю, на моей памяти не было подобных дел. Больно уж редкая статья.