Невесёлая история. Досадно то, что во многих случаях, чтобы сделать благо для фронтовика — провести ли телефон, предоставить ли отпуск или путёвку в удобное для него время, не нужно никаких чрезвычайных мер и затрат.
В Кингисеппе, например, комитет товарищества ветеранов разработал обширный план мероприятий. Среди многих пунктов есть там и такие: просить исполком горсовета принять неотложные меры по обеспечению участников войны, проживающих в плохих жилищных условиях, более благоустроенным жильём; медицинской службе района провести всестороннюю проверку состояния здоровья участников войны; нуждающихся в лечении взять на учет; рекомендовать профсоюзным организациям выделить фронтовикам максимальное количество путёвок в 1975 году в санатории, здравницы, дома отдыха.
Это уже — программа, интересная, дельная. В общем, каждому городу, каждому учреждению воля вольная решать подобные вопросы по-своему, но, во всяком случае не может, не должно не хватить места в музее ли, в очереди за квартирами или за железнодорожными билетами тем, чье тело отмечено ранами, а грудь орденами…
Огорчительно, что печальное событие, о котором шла речь в очерке, произошло именно в Старой Руссе, городе, в котором к фронтовикам относятся по особому уважительно.
Я давно и хорошо знаю в этом городе председателя горисполкома Валентина Петровича Георгиева. Ему 37 лет. Его заместителю — 36. Оба коренные старорусцы. Оба, по нынешним понятиям, молоды — дети той самой военной и послевоенной поры, когда люди ютились в протекающих со всех сторон землянках и черпали из них воду консервными банками. У них тоже отношение к фронтовикам особое, это я знаю.
Как-то Кухарев — бывший партизан — хлопотал, чтобы провели ему телефон. Хлопотал безуспешно года полтора-два. Тогда жена его, Таисия Александровна, пошла на приём к Георгиеву. Не волнуйтесь, сказал он, идите, все будет в порядке. Как уж он там говорил с телефонным начальством, она не знает, но пришла домой (по дороге только в магазин зашла), а связисты у них в доме уже шнур тянут…
Но оттого, что в Старой Руссе такое отношение к фронтовикам, Галине Ивановне Меньшиковой не легче. Наоборот. Конечно, если бы постучалась она в исполкомовские двери, все бы решилось. Но ведь за каждым делом не будешь по большому начальству ходить. На уровне этого самого начальства, кстати, надо было решать вопрос не ей, а музейным работникам, прежде чем решиться на замену фотографии.
Получили мы письмо и от Олимпиады Алексеевны Симоженковой. Она выражает обиду в связи с тем, что имя её будто бы очернено, а прошлое — перечёркнуто. Нет, ни в коей мере не ставили мы под сомнение прошлые заслуги Олимпиады Алексеевны. Знали и знаем, что она, 18-летняя, ушла на фронт, получила ряд наград. Подвижничество её достойно уважения. И если мы написали о случае, который произошёл в руководимом ею музее, то не потому, что хотели поставить под сомнение её прошлое, её заслуги, а потому, что стремились и стремимся воздать должное всем без исключения героям Отечественной войны, сберечь память о всех о них.
К выступлению газеты по-деловому, с пониманием отнеслось управление культуры Новгородского облисполкома: очерк «Не хватило места» обсуждался на коллегии управления культуры в присутствии всех директоров и заведующих филиалами музеев области, заведующая Старорусским музеем строго предупреждена.
А что с фотографией? Вернули её в музей? Это интересует всех читателей. Б. Т. Шкарупо из посёлка Сорум Тюменской области написал в редакцию: «Если у вас будет такая возможность, то перешлите фотокарточку нам, правда, мы живём в не очень благоустроенных квартирах, но место для Владимира Ивановича будет самое почётное».
Спасибо, Борис Трофимович. Управление культуры обещает, что музей в Старой Руссе вот-вот переедет в новое помещение и среди фотографий других заслуженных людей там будет висеть и фотография партизана Владимира Ивановича Меньшикова.
1974 г.
Не только в памяти хранить
Разглядываю я сейчас двадцатилетней давности фотографию Инны. Красавица? Да. Но не в этом дело. Что-то есть в ней глубже, чище и неискушеннее самой красоты. Москвичка по духу и рождению, сколько же, наверное, было вокруг неё ярких натур. Просто сильных и добрых парней. А она увидела среди всех — его, ничем не приметного крестьянского сына, студента, кумыка Таймасхана Салаватова. Видно, разгадала в нем что-то ей одной открывшееся и дорогое. И оставила она — выпускница полиграфического института — и дом свой столичный, и родителей, и друзей, и уехала с ним на его родину — в Хасавюрт, городишко до того пыльный, что, подъезжая к нему, видишь издали сначала пыль, а потом уж сквозь жёлтое облако проступают домишки.