Прошло больше года, перемен никаких.
— Упустили, упустили из виду,— говорит мне Магомедов так, будто ошибся с этим делом впервые.
…Название этого очерка, признаюсь, пришло в голову не мне. Сначала под таким названием написал статью в местную газету «Дружба» Таймасхан Салаватов. Потом, почти полтора года назад, была помещена под таким же заголовком корреспонденция в «Комсомольской правде». В ней также ставился вопрос о предоставлении музею помещения (местные органы власти, кстати, даже не сочли нужным ответить газете). Теперь, в третий уже раз, под тем же заголовком, на ту же тему приходится выступать «Известиям».
Хасавюрт — Махачкала
1975 г.
Белые ночи
Множество чар природы знаем мы — и снегопад, когда снег, крупный и пушистый, висит в воздухе, как июньский тополиный пух; и первую после зимы грозу, когда шалеешь от свежести; и осенний листопад. Да мало ли! У каждого свои дни-избранники. Но время белых ночей — очарование для всех.
В эти дни и ночи бродят по ленинградским улицам и площадям старшеклассники. С цветами и без цветов. Попадаются среди цветов полевые. В эти дни юность обострённо чувствует жизнь все, что было в ней, и все, что сбудется.
Впрочем, когда наступают эти дни, старшие чувствуют былое тоже особенно остро. Только к запаху полевых медовых цветов примешивается у них запах полыни.
Я знаю, например, что ленинградский шофер Анатолий Любимов в эти дни понесёт на Пискаревское кладбище гвоздики. У Любимовых была когда-то большая семья, и он в ней — седьмой, младший. Как умерла в блокаду мать, он помнит. Её завернули в одеяло, уложили на сани и отвезли на сборный пункт. Как умирали братья и сестры — уже не помнит. Когда он остался один и не мог уже ни двинуться, ни открыть глаз, его подобрали незнакомые люди и отправили в тыл. Далеко в Сибири он каждое утро вставал раньше всех и выходил смотреть на восток — там всходило солнце. И оттого, что зрелище это было необыкновенным, ему казалось, что там, на востоке, был Ленинград. Он ждал возвращения и представлял, как встретит его родной город: шумно и празднично.
Ошибался. Во-первых, Ленинград был совсем в другой стороне, но, главное, когда он вернулся, то увидел его обескровленным.
Любимов, молодой ещё человек, рассказывал мне о своей жизни за рулём машины, мы ехали по Невскому в такие же светлые июньские дни. «Вот у меня память о том времени…» — сказал он и не отпуская руля машины, одной рукой подцепил вдруг верхний край ровных белых зубов и… вынул их.
Я видел немало таких протезов у людей в возрасте.
Но тут, оттого, что был мой сосед молод и крепок, оттого, что живительное солнце упруго било в открытые окна машины и кругом было ослепительно и нарядно от света и жизни, эти ровные зубы, живущие отдельно, показались необъяснимой и жестокой ошибкой.
…Анатолий Любимов не знает даже, где похоронена мама, но он думает, что, может быть, — может быть, — она похоронена на Пискаревском кладбище, и потому в эти дни понесёт гвоздики туда, на одну из братских могил.
По набережной Невы гуляют десятиклассницы в хрустальных платьях, юноши в строгих костюмах. Счастливые от предчувствия своего будущего, равного по долготе и надеждам бессмертию. О чем говорят, о чем думают?
— Когда я была маленькая, — улыбается она, — я была бабочкой, и у меня были большие белые крылья».
Помолчали.
— Ты всё-таки куда решила?
— В лесотехнический. Наверное.
В лесотехнический. Наверное. Из нашей школы, из нашего 10-го «б» в лесотехническую академию поступил Виктор Иванов. Как-то в школе, в девятом ещё классе, он подошёл к маленькому рыжему Степе Блинову, Степику.
— Ну что, мой бедный рыжий, за Синцовой-то все ухаживаешь? Как нет?! Я же вижу. Целовался?
— Брось… — Степа покраснел.
— Нет, значит. Ну и дурак.
Степик жалко шмыгнул носом и подтянул короткие штаны:
— И, между прочим, — Витька подумал и решительно объявил: — Целоваться — уметь надо. Иначе — прогонит.
— Опыта у тебя, конечно, нет… — Витька задумался. — Ты… вот что, иди-ка вон к афише: «Девушка моей мечты» — видел? Симпатичная? Ну вот, подойди и… это… потренируйся…— Маленький Блинов с завистью смотрел на опытного педагога.
Смех. И горе. Когда-нибудь соберемся всем классом, вспомним всех, вспомним все. Выпьем, споем. Но прежде мы поставим на угол ещё одну рюмку, встанем и выпьем за нашего Виктора, которого больше не увидим. В начале институтской учебы он приехал домой, на первые летние каникулы. Гулял в лесу, набрёл вечером на одинокую, старую, как плесень. Мину… Случай, нелепый случай, маленький шальной осколок войны, которого вполне могло не быть.